Ромка все уши мне про нее прожужжал, какая она красавица. Одевается как барышня из девятнадцатого века, в белом и в кружевах. А я и не замечал, что она ходит еще и в шляпке. Ромка рассказал про ее парня, то ли бойфренд, то ли жених. Он его ругал, искал недостатки, мол хваленный, рожа косая, толстый и ботинки блестят. А мне-то какое до него дело. Хотя его разговоры заставили меня обратить на нее внимание.
Семья Нуне переехала лет пять назад, даже не знаю откуда, зачем мне это знать. Многие в доме их недолюбливают, а мне кажется, они ничего, нос не задирают, приветливые. Да и вообще, девушка и вправду оказалась симпатичной. Мои окна выходят во двор. Я доставал бинокль и рассматривал ее, когда она выходила. Красивая, стройная и вправду не от мира сего, но это и к лучшему, зачем быть как все, серым да черным.
Высокие скулы, большие черные глаза и волосы… Она их то укладывала в ленту, то в простой хвост, но чаще всего волосы были распущены. А цвет удивительно черный, почему-то раньше этого не замечал. Еще девушка красила губы очень яркой помадой. Но это, наверное, от настроения, если было пасмурно, то ярко-алой, если палило солнце, то темно-бордовой. Вообще-то она не носила старомодной одежды барышень, все строго. Если костюм, то с белым воротничком и манжетами. А если платье, то с широким поясом, оно ей идет. Но она его редко надевала. И в завершении гардероба — маленькая сумочка и босоножки на низком каблуке.
Может, я наблюдал за ней от скуки. В душе было приятно смотреть на то, как она плавно подходит к машине, дежурно чмокает отца в щечку. Ромка же сходил от нее с ума. Не проходило и пары дней, чтобы он не заскочил и не вылил на меня свои душевные переживания. Он узнал, что девушка должна выйти замуж. Это его убило. Ромка так расстроился, будто она его бросает, а ведь он с ней даже не здоровался, боялся.
Я художник, оформляю книги. Порой мне скучно сидеть дома, могу пойти в парк, сесть на траву и почти целый день делать наброски. А могу как в детстве залезть на крышу дома. Она у нас крытая, там летают голуби, вообще там чисто, а летом даже жарко и совершенно никого. Смотрю на пыльные отпечатки своих ног, а ведь я тут был недели три назад, больше никого не было. Сажусь на круглую перекладину, она толстая как бревно и проходит около окна. Смотрю во двор, всех видно, а потом начинаю работать. И так несколько часов, пока не заноет спина.
— Ты когда-нибудь была на крыше?
Спросил я ее, сидя прямо на бетонной лестнице и черкая карандашом. Она как раз вышла с лифта и направлялась к себе домой. Девушка остановилась, даже не поняла, что эти слова были обращены к ней. Посмотрела на меня и, чуть наклонив голову, спросила: