– Какой факультатив собираешься выбрать? – спросил меня Тоби.
Дополнительный предмет был в обязательной программе в течение четырех лет.
– Ораторское искусство, – ответил я, и тут до меня дошло, что у нас с Тоби, наверное, будет совместный урок.
– Дружище, я же в этом году капитан дискуссионной команды! Будешь принимать участие в соревнованиях?
– Слушай, мне нужно было просто выбрать какой-то факультативный предмет, вот я и выбрал. Дебаты – не мое.
Дискуссионный клуб тогда представлялся мне кучкой парней, щеголявших на выходных в деловых костюмах и считавших, будто им есть что сказать о внешней политике, поскольку они изучали в школе продвинутый курс политологии.
– Может, и так, но ты – мой должник. Я же вытащил нас с собрания, – возразил Тоби.
– Мы квиты. В восьмом классе я сказал Тагу Мейсону не ссать в раздевалке в твой рюкзак.
– Не-е, ты все еще мой должник. Вместо рюкзака он нассал в мой энергетик.
– Хм. Совсем об этом забыл.
Прозвенел звонок.
– Расстроить тебя, Фолкнер? – спросил Тоби, подхватив свой рюкзак.
– Ну?
– Еще даже не начался первый урок.
ЧТО САМОЕ ИНТЕРЕСНОЕ, выбрать ораторское искусство в качестве факультатива я смог только потому, что в моем расписании больше не было спаренных уроков по гуманитарным дисциплинам. В Иствуд-хай блочная система обучения, и с девятого класса все уроки по гуманитарным предметам у меня были сдвоенными, как и у других спортсменов. Теперь мое расписание изменилось.
Первым уроком у меня шел углубленный курс по истории Европы. Как говорится, не везет так не везет. 1) Вел этот курс мистер Энтони – наш тренер по теннису; 2) его класс находился на втором этаже, что означало: 3) мне придется туда подняться.
Лестницы за лето стали моими заклятыми врагами, и я всячески пытался избежать публичного противостояния с ними. Я должен был взять в канцелярии ключ от лифта, но он шел в комплекте с синим парковочным талоном, который я никогда и ни за что бы не вытащил прилюдно.
К тому времени, как я добрался до класса истории, поднявшись по редко используемой лестнице возле служебной автостоянки, мистер Энтони уже начал делать перекличку. Он на мгновение умолк, хмуро глянув на меня поверх манильской папки, и я, состроив виноватую мину, занял место в конце класса.
Когда мистер Энтони назвал мое имя, я пробормотал «здесь», даже не подняв глаз. Меня удивило, что он вообще ждал моего ответа. Обычно, дойдя до моей фамилии, учителя говорили «Эзра Фолкнер здесь», ставили галочку и продолжали перекличку. Они словно радовались мне, словно мое присутствие на их уроке обещало что-то хорошее.