Разговорилась с одним из тех писателей, чьи книги я знаю с детства. Он радостно сообщил мне, как дёшево ему обошёлся билет из Москвы в Питер и обратно – всего пятьсот рублей за плацкартный вагон. Тут-то я и поняла всю глупость Петра Иваныча и Никиты с Алёной насчёт гонорара. Если уж такой известный мне с детства писатель радуется плацкарте, то мои мечты сделать на гонорар ремонт выглядят по меньшей мере наивно!
– В плацкарте – жизнь, а в купе – отстой! – сказал Известный Писатель.
Поняла, что он имел в виду.
В плацкарте Писатель ехал с женщиной, которая рассказывала, что у неё лет пять назад умер в Магадане родственник, и вот теперь она хочет перевезти его домой. Он испугался, может, женщина не в себе, и уже хотел поменяться с кем-нибудь полкой, но женщина пояснила:
– Вы что, не понимаете? Это же Север! Родственник там хорошо сохранился.
Теперь я всегда буду ездить в плацкарте и узнавать всё про жизнь для своего творчества.
И ещё Писателю недавно повезло – купил в секонд-хенде пиджак за триста рублей, вот посмотрите, какой хороший! Я кивала, трогала пиджак и чувствовала себя частью литературного мира – я тоже обожаю секонд-хенд и позавчера купила себе у метро «Горьковская» новый чёрный свитер.
Известный Писатель спросил меня (меня!):
– Вы тоже писательница?
– Нет, я не писательница, просто я вечерами пишу Дневник… Про любовь…
– О-о-о! – задумчиво прогудел он. – Про любовь могут издать в женской серии, а там огромные тиражи…
Не могла отделаться от мысли, что ему тоже хочется в женскую серию.
Известный Писатель ушёл, а я уселась в уголок и провела там довольно много времени совсем одна со своей тарелкой, пока рядом со мной не присела писательница, настоящая, не такая, как я. Она сбрасывала пепел в мою тарелку и пихала меня острым локотком в плечо. После третьей рюмки писательница положила лицо в салат, совсем как Лев Евгеньич, и принялась издавать странные звуки. (Представила, как буду рассказывать об этом Женьке, и непроизвольно захрюкала. Не забыть обсудить с Женькой, можно ли настоящей писательнице сыпать пепел себе в тарелку.)
К концу вечера я настолько осмелела в этом новом, замечательно интересном для меня мире, что спросила у своей соседки, с которой мы вместе увлекались жёлтеньким сыром:
– Вы тоже писательница?
– Я жена писателя, – гордо ответила соседка, выхватив у меня из-под носа последний кусок сыра.
Наверное, жена писателя – это профессия. Я потом увидела её с мужем. Ему лет тридцать пять, и, может быть, он долгие годы писал и писал, а его все не печатали, а он все писал и писал, а она ходила на цыпочках вокруг стола и работала на трех работах, чтобы он мог спокойно творить и ещё что-то при этом кушать… вот ведь как она сыр любит, видимо, всегда все лучшее отдаёт ему… Ребёнок у них, наверное, бледненький…