Прорезается радио. Голоса чересчур бодрые, жизнерадостные. Не песни, а жвачка. Уж лучше тишина, песнь шин. Он вымотался. Крытые переходы неотличимы как близнецы. Который из перекрестков? Эстакады, пешеходные мосты. Глаза слипаются. Что там впереди, фары или кошачьи зрачки? То ли ограда, то ли дорожные конусы. Куда делась разметка? Где этот перекресток? Колеса скользят к крайней левой полосе, к обочине. Внезапный толчок – и дремоту как рукой сняло. Часы на приборной доске дернулись, цифр не видно. Ружье чуть не падает с заднего сиденья.
Он снова включает радио. Ищет станцию. Ток-шоу. Опера. Регги. Дискотека. Реклама. Ток-шоу. Новости. Новости. Погода. Новости. Реклама. Реклама. Новости. Реклама. Классика. Новости. Хватит.
Песнь шин. Он лезет в бардачок. Не поставить ли “Сокровище”? Ружье сейчас упадет. Он ищет кассету. Правая рука на руле. Он смотрит вперед. Дорога пуста. “Блю Белл Нолл” слушать неохота, “Громче бомб” тоже. “Венки” надоели сил нет. Сил нет. Надо было взять кассет побольше.
Машина вновь сползает к обочине. Сил нет. Что за грохот? Сил нет.
Хлопает крышка бардачка. Теперь ничего не поправишь. В глазах темно. Ни одной мысли о сеновале. И о чулане. Все мысли о себе.
Машину заносит на вираже, переворачивает – будто вылетает из магнитофона кассета. Через три пустые полосы на центральную разделительную. Ружье ударяется о потолок, выстрел. Звон стекла. Ружье падает на пол, снова выстрел. Крыша всмятку. Он повисает на ремне безопасности, словно в паутине. Еще дышит. Дышит. Машины встали, ждут, когда все кончится.
⇒
Или, к примеру, Сэндбек, заправка. Восемнадцатое августа, девятнадцать десять. Приют для неприкаянных – здесь надолго не задерживаются. Она подъезжает со стороны шоссе, ведущего на север, и с тревогой видит, что заправок здесь две, по обе стороны дороги. Он не уточнил, какую имел в виду – северную или южную.
Бензоколонка “Эссо”, рядом приземистое кирпичное здание с вывеской: закусочная, туалет. Надземный переход точно поезд, заблудившийся посреди шоссе. А ведь был, наверное, задуман как новое слово в архитектуре. Дальше – стоянка машин. Для всех отведено место. Ближе – фуры с пестрыми тентами, автобусы, грузовики, фургоны. За ними легковушки и мотоциклы. Мест осталось мало. Она нарезает круги в поисках свободного пятачка. Замечает местечко у края стоянки, где мимо свистят машины, – сетка-рабица ходит ходуном, свет фар пробивается сквозь придорожные кусты. Она ставит машину между двумя фургонами – водопроводчика и мастера напольных покрытий.
Она ступает на асфальт, закрывает машину. Пахнет чипсами и бензином. Прохладный летний вечер, дождь собирается. Людей на стоянке мало: под фонарем – водитель с газетой, возле крытой галереи – подростки, курят. Открывается дверь-вертушка. В туалете жужжат сушилки для рук. Еще несколько часов маяться в этом гиблом месте. Она идет купить чаю с лимоном, но с лимоном у них нет, только обычный, в одноразовых стаканчиках. Она устраивается с чаем в самом светлом углу зала, откуда удобно наблюдать за стоянкой. Кладет на столик отцовский мобильник, достает из сумочки книгу – “Снег на кедрах”. Сушилки гудят, не дают сосредоточиться. Тяжело собраться с мыслями. Она садится поудобнее.