– Что у него с рукой?
– Это он обойным ножом меня порезал, – сказал отец.
– Что, серьезно?
Я дернул плечом.
– Видно, было за что, – заключил старик. – Ты, я вижу, не из тех, кто на людей с ножом без причины кидается. Знавал я подонков, ты совсем из другого теста.
– Патроны! – рявкнул отец. – Живо.
– Знаешь, когда ты родился, он нам ни словечка не сказал. Девять лет молчал. Девять лет! Бабушка твоя так до самой смерти и не узнала. Разве это по-людски?
Отец подскочил к нему с ружьем:
– Гони патроны, чтоб тебя!
Пол Хардести не выдержал:
– Откуда ты знаешь, может, они у меня кончились?
– Ты бы такого не допустил.
– Мне семьдесят четыре. Я столько всего забываю – тебе за всю жизнь не упомнить.
– Да уж!
Тут отец, должно быть, перехватил взгляд старика – и, опустив ружье, оглянулся на угловой кухонный шкафчик под потолком.
– Что? Там они, да? Перепрятал? – Крепче сжав ружье, он влез на кухонную стойку, встал на колени, провел рукой по верху шкафчика. – Счастье, что немцы до тебя не добрались, а? Ты бы все государственные тайны им выложил через десять минут! – Слышно было, как он тряхнул коробку с патронами. – Должно хватить. – Он соскочил на пол, вывалил на стол целую гору патронов с медными капсюлями и стал горстями ссыпать их в ранец.
– У тебя брюки в крови, – сказал мне дедушка.
Я посмотрел на свои ноги.
– Да, знаю.
– И он тоже.
– Знаю.
– Все, хватит. – Отец схватил меня под руку. – Идем маме звонить. – Сердце у меня от радости так и подпрыгнуло. Отец подтолкнул старика локтем. – У тебя до сих пор тот древний аппарат в прихожей?
– Нет, поставил беспроводной.
– Надо же, в ногу с веком идешь!
– Не скакать же мне день-деньской вверх-вниз по ступенькам! Эти горы меня доконали – тебе не понять.
Отец подтолкнул меня вперед:
– Сбегай принеси.
Я поспешил прочь, но тут же остановился:
– А где он?
– В гостиной, малыш, – ответил Пол Хардести. – На лежанке.
– Что такое лежанка?
– Ты издеваешься?
– Он у нас культурный! – Отец рассмеялся. – На диване! – И снова запрыгнул на кухонную стойку, так что ящики загремели. Пепел упал с сигары на пол серым червячком. Направив на старика ствол, отец сказал с нажимом: – Никакого самоуправства, Дэн. Запомнил?
Я шагнул в прихожую, не понимая, куда идти. На буфете стояла лампа с прожженным абажуром, а выше, на драных оливковых обоях, висели пейзажи – виды озера, гор – в простеньких деревянных рамках и там же фотография брюнетки в квадратных очках – наверное, моей бабушки. Нос у нее был похож на отцовский. Увидев перед собой две двери, я вошел в правую и оказался в гостиной. В очаге теплился огонек. Маленький телевизор показывал плохо, звук был приглушен; на экране ветеринар в халате осматривал ежика на обитом тканью столе. Я взял с подлокотника дивана телефон и кинулся обратно.