ОНА: Ясно. Позвонишь маме на этот номер?
Я: Да. Обещаю.
ОНА: Ну хорошо. Передай папе трубку, я ему кое-что скажу.
Я: Сейчас. До свидания, Дженет.
ОН:…
ОНА:…
ОН: Да, Дженет. Ну что, разобрались?.. Да нет, не беспокойся… Вообще-то могу, но зачем?.. Да, но для чего это ей?.. Думаю, минут через десять… Просто паб. И всего на одну ночь… Вот что, завтра меня в Уэльсе ждут, на съемках. Все в последнюю минуту решилось, так что Дэна придется взять с собой, но если она хочет его забрать… Хм, даже не знаю, можно встретиться где-то на полпути. Давно она выехала? Если что, позвоню ей на мобильник. Какой номер?
В начале он завалил меня поручениями. Из шкафчика под лестницей велел принести аптечку – деревянный ящик, на крышке нарисованный от руки красный крест, а внутри запас лекарств, бинтов и пластыря на десяток лет. Некоторые тюбики мази, с присохшими крышками, наверняка были старше отца. Он сполоснул руку под кухонным краном, по-прежнему целясь из ружья в дедушку, а потом велел мне наложить на рану салфетку с капелькой антисептической мази, сверху прикрыть двумя слоями марли, перевязать потуже и залепить огромным тканевым пластырем. Из сушильного шкафа я достал дедушкину шерстяную кофту и помог отцу надеть – сначала один рукав, потом другой, – а отец не выпускал ружья. Затем он приказал отключить телефон, и я послушался – побрел в гостиную, где по телевизору шел сюжет о производственных травмах, выдернул провод из базы и, в знак полной покорности, выключил из сети еще теплую вилку девятивольтового адаптера. Когда я вернулся, отец тыкал дедушке в висок ружейным дулом. Старик как мог уворачивался. Отец швырнул мне рулон скотча и велел примотать дедушкины ноги к ножкам стула, каждую по двадцать раз. Я бросил на дедушку полный раскаяния взгляд, а он в ответ понимающе подмигнул. Как только ноги у старика были привязаны, он заложил за спину руки, и мне было велено обмотать ему скотчем запястья.
– Ты только не спорь с ним, Дэниэл, – посоветовал дедушка. – Я всегда чуял, что этим кончится. Мать его думала по-другому, но я-то знал. – Тут отец съездил ему в ухо дулом ружья. – Ох, чтоб тебя, Фрэнсис, ублюдок неблагодарный! Беру свои слова назад. Она вообще ни разу о тебе не вспомнила. – За это он получил прикладом в лицо. Голова его повисла.
– Не надо, папа! Не бей его! Пожалуйста! – взмолился я.
Когда дедушка выпрямился, рот у него был разбит в кровь. Он выплюнул выбитый зуб, и отец загнал его ногой под плинтус.
– Из его рта никогда ничего путного не выходило, – бросил он. И, опустив ружье, придерживая его одной рукой чуть выше приклада, принялся обшаривать кухонные шкафчики. Под раковиной он нашел голубую пластиковую бельевую веревку. – Пожалуй, сойдет, – сказал он. Веревка была новая, еще в упаковке, с ценником. Отец разорвал упаковку зубами и привязал дедушку к стулу, обмотав туго, как мясник перетягивает бечевкой окорок. – Чье там сено в сарае? – спросил отец. – Только не говори, что в одиночку скосил и убрал.