. Кому она это говорит? Людей поблизости не видно, лебеди проплыли, наверно, уже достигли рейхстага, где, может быть, их покормили пограничники. У Ораниенбургских ворот она с удовольствием пересекла, в нарушение правил, безлюдный перекресток, там, где когда-то были Гамбургские ворота, и вошла в телефонную будку (свет в ней, конечно, не горел), чтобы пожелать кому-нибудь счастливого праздника, ведь сама она была счастлива, что избежала опасности, размеры которой представила себе только сейчас, когда почувствовала, что боль, причиненная его отсутствием, слаба лишь относительно, — боль эта оказалась достаточно сильной, чтобы погнать ее от испорченного автомата к другой будке: ей было совершенно необходимо услышать голос приятельницы или сослуживицы. Но, открывая дверь, она в свете уличных фонарей увидела направляющегося к ней мужчину, хотела закрыть дверь, или убежать, или остаться на месте. Однако смогла только одно — пойти ему навстречу.
Родители Элизабет приехали еще утром, вскоре после того, как Карл отправился на службу. Детям разрешили перенести из машины в дом пакеты с подарками. Для рассказа о новостях (пограничный контроль, повышение пенсии, планы летних путешествий, рост квартирной платы, празднование рождества в страховом обществе, день рождения тетушки Мими) матери хватило затянувшегося завтрака. «А как вы поживаете?» — «Ты же видишь, мама, все здоровы». К счастью, работы хватало. Отец тем временем с тихой грустью осматривал сад, и, за исключением осыпавшегося берега, не нашел, к чему придраться. Точно к обеду приехал Карл. Потом женщины занялись кухней, дедушка пошел с детьми в лес, Карл наряжал елку. Раздача подарков началась рано. Горели свечи, дети читали стихи, все пели, женщины плакали, благодарили друг друга, обнимаясь, целуясь, дети играли, дедушка начал рассказывать о временах, когда хлебец стоил два пфеннига, а шнапс — грош. Карл перебил его вопросом о тогдашнем заработке рабочего. В ответ на дерзкий тон Карла тесть вставил в свои поучения о доходах восточно- и западногерманских страховых служащих «зону», на что Карл отомстил ему «НДП», результатом чего явилась «стена», вызвавшая в свою очередь «Штрауса». Когда же отец Элизабет замахнулся на Ульбрихта, Карл больше не выдержал, встал, хлопнул дверью, надел пальто, сел в машину и уехал.
Довольный, что наконец-то удалось достичь этого!
Чего?
Вызвать ссору и действительно почувствовать давно запрограммированное возмущение реакционностью родственников, то есть получить алиби, удостоверяющее его право на бегство и на обращение к новому, прогрессивному, молодому.