С кровоточащим сердцем!
С кровоточащим сердцем, с которого свалился камень.
27
Не успел еще мотор заглохнуть, как Пашке уже появился в окне, вытирая с утренней щетины остатки яйца, тут же дал справку («подъезд Б, пятый этаж!»), навел справку («Куда поедете?») и не торопясь начал устраиваться на своем излюбленном месте: надел кепку, поставил чашку кофе на подоконник, подсунул подушку между животом и окном, заулыбался: все-таки мы победили! Представление могло начинаться. Зрителей собралось достаточно: хозяйка пивной, фрау Гёринг с сеткой, полной булочек, трое ребят с ранцами. Из соседнего двора шарманщик обеспечил спектакль музыкальным сопровождением: «Ла палома», «Воздух Берлина». Пашке отстукивал ногтями такт на дребезжащем подоконнике, показалась фрау Вольф с торшером и ведром, пробормотала что-то похожее на приветствие и опять исчезла. Мальчишки опрокинули ведро и удрали. Щетки, стиральный порошок, крем для обуви оказались на мостовой. Наконец появилось одно из главных действующих лиц. Эрп и водитель тащили огромную корзину с двумя ручками, с которой Вильгельм Бродер больше двух десятилетий назад вернулся из своей восточной глухомани на родину, в рейх, треть столицы которого теперь вновь покидала в восточном направлении его дочь. Ведь Ангермюнде находится, кажется, на востоке, а может, и на севере, почти в Польше или почти на Балтийском море, так уж точно Пашке этого не знал, да ему и наплевать, лишь бы она убралась, не действовала ему на нервы и не пугала своим надменным лицом, холод которого не растопили ни прощальное настроение, ни утреннее солнце, когда фрейлейн Бродер выступила на сцену с чемоданом и портфелем, молча кивнула в знак приветствия и вновь удалилась, чтобы принести кресло, настольную лампу, веник, бак для белья, фрау Вольф притащила полки, Эрп с водителем — стол и ложе разврата и все это погрузили в машину, а шарманка переключилась со старинного вальса на неумирающую мелодию «Через Берлин течет все та же Шпрее». Пашке барабанил в такт. Он считал песенку правильной, соответствующей ситуации, успокоительной и верной, ведь многократно воспетая река все текла и текла в том же русле, так же как и он (Пашке) высовывался все из того же окна, в то время как бродеры приходили и уходили, а аморальность и заносчивость справедливо карались: выселением из столичного рая, разлукой, переездом, достаточно жалким — маленькое грузовое такси, да и то почти не загруженное, половину имущества составляла не мебель, как у порядочных людей, а всего лишь ящики с книгами. Куда девалась единственно ценная вещь, картина в золоченой раме, настоящее масло?