— Первый оборот, — произнесла Ольга Иоанновна.
К этому моменту в круге осталась только половина учеников. Последние мгновения Ваня продержался с большим трудом. Рука стремительно наливалась тяжестью; физическая усталость тут была ни при чем: он не мог уже поддерживать заклинание. Почти сразу после первого оборота четверо учеников погасили свои огни. В круге осталось шестеро. Ваня покосился на Чернову. Василиса стояла прямо, как будто проглотила копье. Напротив нее в точно такой же позе расположились Страхов и Волков. Отчего-то Умов знал, что эти трое достоят и до второго оборота.
Гадкая мысль поднялась вновь, и сопротивляться ей на этот раз было куда труднее. По лбу покатились крупные капли пота, но Умов не рисковал поднять руку, чтобы их вытереть — все его внимание теперь занимал клубочек света. Это потом он узнал, что старушка принесла для них пробу, рассчитанную на взрослых колдунов: безопасную, но очень утомительную. Это потом он узнал, что нижняя планка для колдунов седьмого года — три оборота таких же часов. Это потом он будет делать куда более сложные вещи. Сейчас он был парнем без колдовского дара, который смог продержаться до первого оборота, и ни сил, ни воли тянуть дальше у него не было.
Секунда, другая, третья… и красный шарик будто почуял мысли ученика и скатился с руки, избавив его от всех мук выбора.
— Умов закончил, — сухо произнесла старушка.
Ваня Умов еле заметно вздохнул с облегчением.
Когда Иван Умов добрался в своих воспоминаниях до этого момента, он тут же заснул. Ему снились Чернова и Страхов, стоящие друг напротив друга со своими шарами света — Волков выдержал до второго оборота, эти тянули до третьего. Ему снилась ухмылка на лице Черновой и класс, который болел за кого-то из них двоих настолько сильно, насколько позволяли приличия.
Ему снились люди, дотерпевшие до пятого оборота часов. Те, кто в четырнадцать научился делать то, на что он решился только восемь лет спустя — рваться к тем границам, которые очертит жизнь.
«Помимо службы на реке, царь Лодомерии заставляет своих бояр и дворян приезжать на военные смотры, где каждый обязан показать чиновникам своих людей и вооружение. Неявка на смотр приводит к серьезнейшим последствиям».
Сигизмунд фон Айзенштайн, «Записи о лодомерской жизни»
— Заряжай!
Им пятнадцать лет. Боярские и дворянские дети в этом возрасте выезжают на границу настоящими воинами. Ученики крепостей отправятся туда только через год, но все хотят уже сейчас. Почти все они просто не представляют другой жизни; такой, в которой нет долгой войны. Если даже кто-то и боится, то никогда этого не покажет: страх прослыть трусом все равно сильнее. Они ждут подвига и славы.