Левая: бледная кожа, тонкие длинные пальцы, никакого лака, ногти настолько отросшие, насколько мне тут позволяют. Все-таки ими тоже можно сражаться. Я сражалась, когда пришлось.
Правая: красная, изуродованная, ногти либо кривые, либо вовсе отсутствуют. Скорее когтистая лапа, чем рука. Уродливая. Чудовищная.
Чувствую, как на глаза наворачиваются слезы, и ничего не могу поделать. Моя рука. Петерсон продолжает говорить, но я его не слышу.
– Хезер? Хезер, ты меня слушаешь?
Нет.
– Чтобы я подписал бланк, тебе нужно показать, что ты способна общаться. Что ты достаточно разумна, и тебя можно выпустить из этого заведения для процедуры. Сегодня ты должна со мной поговорить. Это важно. – Он берет другой документ; толстую стопку, страниц так много, что скрепка натянута. – Мы обсудим твое заявление в полицию. То, что ты им сказала. – Доктор делает паузу, словно ждет, пока я что-то скажу, разрешу ему продолжить. – Твои собственные показания, Хезер. Именно так, как ты их сформулировала. Давай начнем с самого начала.
Начало?
Размышляю об этом, баюкая свою руку. Закрываю глаза и представляю, что я не здесь, а лечу по трассе в окружении друзей. Я практически слышу музыку, что гремит из радио.
Тогда
Музыка ревела из динамиков, но оглушительные ударные и пронзительный визг вокалиста терялись за какофонией наших пяти голосов, пока мы пытались перекричать друг друга. Снова вступила группа, мелодия изменилась и пошел проигрыш, мы дружно набрали воздуха в грудь… и рассмеялись: никто из нас не знал слов.
– Обожаю эту песню! – Эмма, что сидела впереди, закинув скрещенные ноги на панель, развернулась и улыбнулась мне, Мартину и Дуги. Мы втроем теснились на заднем сиденье.
– Да? И чья она? – Ее парень, Даррен, оторвался от дороги, ухмыльнулся и вопросительно вскинул бровь.
Повисло молчание, которое лишь усугубили сдержанные смешки ребят по обе стороны от меня. Я притихла – тоже не знала, что за группа.
– Не знаю, – наконец сдалась Эмма. – Ей сто лет в обед!
– Это «The Small Faces», – тихо подсказал Мартин. – С ними выступал Род Стюарт, прежде чем стал знаменитым.
А. О нем я слышала.
– Да все равно, – беззаботно ответила Эмма и перекинула через плечо свои длинные светлые волосы.
Меня не обмануть: она так делала, когда огорчалась не столько взаправду, сколько просто хотела внимания. Однако Даррен снял с руля левую руку и виновато потрепал Эмму по бедру:
– Я же просто шутил.
Его рука продолжила скользить вверх-вниз по загорелой коже от колена до подола юбки Эммы. И раз уж я сидела на крошечном месте посередине, то невольно пялилась прямиком на эту картину. Я мысленно сосчитала до десяти, надеясь, что Даррен прекратит, но, увы, он не угомонился, поэтому я повернулась налево и удовольствовалась возможностью смотреть мимо Дуги на залитую ослепительным солнечным светом зелень сельской местности Эршира. Почувствовав мой маневр, Дуги обернулся. Уголки его губ изогнулись, и на щеках появилась пара ямочек. Мне нравились эти ямочки так же, как нравились его голубые и добрые глаза – и он смотрел прямо на меня. Я просидела три секунды под его пристальным взглядом, прежде чем мне пришлось повернуть голову и уставиться в другое окно, чтобы скрыть свои горящие щеки. На этот раз уже Мартин насмешливо посмотрел на меня, заметив мое пылающее лицо, но его я могла игнорировать.