Волоколамский рубеж (Веков) - страница 71

Панцергренадёрам, впрочем, тоже досталось: один танк уже замер и горел, другой, видимо, заглохший от взрыва, потихоньку оттаскивали в тыл на буксире. Вскоре русские артиллеристы переключились на саму деревню – похоже, решили оставить немецких солдат без тепла и крова. Снаряды стали падать ближе к крестьянским избам, разрываясь во дворах. Вот с одного дома сорвало крышу, доски полетели веером, а соседняя изба подпрыгнула от точного попадания, на мгновение зависла в воздухе, а затем рухнула вниз. Бревенчатый сруб перекосило, он поехал куда-то на сторону. Тяжёлые залпы следовали один за другим, вскоре над деревенькой поднялось чёрное облако – почти все дома уже горели. Из них в панике выбегали солдаты: они не ожидали, что их могут достать. У русских вроде бы здесь нет дальнобойной артиллерии?

Через двадцать минут советская батарея замолчала – она сделала своё дело. Немецкие потери составили примерно полтора десятка солдат и два панцера (один, правда, успели эвакуировать, значит, можно восстановить). А вот ночевать пехотинцам и танкистам, судя по всему, будет негде – все избы разрушены и сожжены. Между тем быстро приближалась ночь, сулившая большие морозы. Хотя, казалось бы, куда ещё больше!

Фельдмаршал фон Бок в самом мрачном настроении духа покинул наблюдательный пункт – он всё увидел и всё понял: русские не отступят, воевать с ними придётся ещё долго. К ним постоянно подходят свежие силы, как пехотные, так и танковые, и ещё, как оказалась, у них есть тяжёлая артиллерия. Вот откуда, скажите на милость, она тут взялась? О ней же ничего не было известно! Из какого-то стратегического резерва? И калибр у этих пушек совсем немаленький.

«Хм, интересно, сколько ещё у большевиков таких орудий?» – хмуро думал генерал-фельдмаршал. Но ответа, само собой, он не знал.

* * *

Сообщения Советского информбюро

Утреннее сообщение 20 ноября

В течение ночи на 20 ноября наши войска вели бои с противником на всех фронтах.

У немецких солдат, захваченных в плен на Можайском направлении фронта, найдены письма, которые они не успели отправить. Ефрейтор Отто Салфингер в своём письме к родителям жалуется на неимоверные лишения и страдания, которые он переносит, и заключает: «…До Москвы осталось очень немного. И всё-таки мне кажется, что мы бесконечно далеки от неё… Мы уже свыше месяца топчемся на одном месте. Сколько за это время легло наших солдат! А если собрать трупы всех убитых немцев в этой войне и положить их плечом к плечу, то эта бесконечная лента протянется, может быть, до самого Берлина. Мы шагаем по немецким трупам и оставляем в снежных сугробах своих раненых. О них никто не думает. Раненый – это балласт. Сегодня мы шагаем по трупам тех, кто пал впереди, завтра мы станем трупами, и нас также раздавят орудия и гусеницы».