А сколько забот было у отца с внучкой, дочкой сестры. И как раз когда настал срок ей идти в школу, он умер. Да, умер за несколько дней до начала ее первого школьного года. А как он мечтал увидеть ее школьницей! Очень школу любил! Человек он был сметливый и образованными людьми всегда восторгался, хотя самому так и не довелось кончить реальную гимназию. Но он был горд и теми четырьмя классами, которые кончил, и не раз говорил мне, что, придись его молодые годы на нынешнее время, он пошел бы в вечернюю школу. Отец обожал читать, особенно хорошо знал географию и историю. Разбирался в политике и не прочь был потолковать о ней, при этом у него всегда была своя точка зрения на вещи вроде бы далекие от интересов нашего государства. (Должен добавить, что «далекие» лишь на первый взгляд. Отец вообще все принимал близко к сердцу.)
Раздумья о деньгах приобрели трагический характер, когда мне вручили заказное письмо — счет за нотариальные услуги, связанные со вступлением в права наследства после смерти отца, Сестра получила такое же извещение, и теперь каждый из нас должен был заплатить по три тысячи шестьдесят крон. Взяв оба счета, я пообещал сходить в сберегательную кассу, снять с книжки необходимую сумму и все оплатить. Сестра из-за этих денег была совершенно убита. И даже решила похлопотать о государственной квартире, а нам передать и ту долю, что отец завещал ей. Я предложил сестре не сразу возвращать нам эти три тысячи и сказал, что квартиру так легко и просто, как ей кажется, не получить. А вернее всего, ей и вовсе откажут — на квартиры существует особая очередь. Но, во всяком случае, не лишне сходить в МНК[1] — заполнить необходимые документы.
Боже, как нам не хватало отца! Покуда он жил, все было на нем: сад, забор, калитка, мусор, чердак. Он и лестницу смастерил, и белил раз в год весь дом снаружи и изнутри, и штукатурил по надобности, и был всегда дома: за всем приглядывал, кормил-поил моих псов, поддерживал мир с соседями. Все было ухожено, убрано. А вот прошло лишь несколько месяцев с его смерти, как наши дворики наполнились хламом — на его уборку нас не хватало, лестница расшаталась, забор накренился, штукатурка явно истосковалась по рукам каменщика. Пока я натаскал воды в наш задний домик, позаметал дворики, вытряс подстилки в собачьей будке, вынес золу, натаскал угля и затопил, ушло часов пять-шесть — из меня и дух вон. Прежде со всем этим управлялся отец, да и на другие дела у него всегда находилось время: ходил за покупками, играл с внучкой.
Бывало, отец и мне пытался разъяснить, как справился он с той или иной «пустяковинкой», — а я, болван, и ухом не вел. Его заботы казались мне мелкими. Подчас я даже вскипал, когда он обращал мое внимание на какие-нибудь прорехи в хозяйстве.