, что он, как принято считать, чересчур увлекается внешними описаниями, тогда как Саррот — описаниями внутренних состояний. (Например, ее роман «Мартеро» можно вполне воспринимать как киносценарий.) Если отвлечься от претензий читателей, от их мечты прочитать идеальный роман, можно утверждать, что роман все еще продолжает оставаться формой, пользующейся наибольшим уважением и популярностью. О недостатках сонета или театральной пьесы по большей части даже не дискутируют.
Читатель ждет от романа комплексного («исчерпывающего») ответа на определенные вопросы. Романисты, думается, так же понимают свое предназначение: «комплексно» описать какое-либо явление или иллюзию. Расхождения в оценках могут возникнуть из различного понимания целей конкретного текста.
Подобные устремления свойственны и искусству кино — во всяком случае полнометражному игровому фильму. (Полнометражные ленты больше всего смотрятся и по телевидению — и если телевидение может гордиться числом своих зрителей, то лишь потому, что демонстрирует фильмы.)
Доказательством самой тесной связи между романом и фильмом, а значит, и литературным сценарием служит творчество множества романистов, писавших сценарии.
Б. Брехт писал, что искусство — развлечение. Несомненно, это можно отнести к тем высказываниям, в которых наиболее обобщенно нащупывается связующее звено между деятельностью художника и деятельностью прочих лиц. Брехт, хотя и понимал, что совсем не является компетентным и единственным творцом развлечения, в стремлении смягчить резкость идей своих пьес сочетал язвительные социальные наблюдения с определенным видом развлечения. Возможно, тем самым он обрел зрителя, который искал в театре прежде всего так называемое наставление. Он убедил его, что и наставление может быть развлечением. До какой меры искусство и театр суть развлечение, это еще будет предметом многих теоретических размышлений. Я считаю это брехтовское высказывание трюком, с помощью которого он принижает собственное творчество ради того, чтобы «приподнять» его, что полностью соответствует той немецкой форме скромности, когда продавцы предпочитают хулить собственный товар, чтобы заранее предупредить возможное недовольство покупателя. В своем «Органоне»[45], столь отличном, но и схожем с «Органоном» древнего грека, Брехт стремится изящно и легко подвести зрителя к намеченной цели.
Роман еще и потому развлечение, что не существует непогрешимого писателя. Писательские ошибки и заблуждения с течением веков становятся поистине увлекательными. Мы забавляемся, узнавая, как воспринимал реальность Сервантес или Рабле, — и тем сильней наша радость, чем больше различий мы обнаруживаем между их и нашим восприятием.