Человек, встретивший меня, расположился в темном углу, очевидно плохо перенося яркий свет настольной лампы. Он сидел в широком кресле, согнув ноги. Его массивная голова казалась высеченной из мрамора. Ему стоило, по-видимому, больших усилий заставить себя рассказывать о событиях мировой войны, равно как о его охоте за нацистами.
— Итак, Мартин Борман жив?
Это был мой первой вопрос, заданный в упор.
Неподвижный взгляд темных и печальных глаз. Затем он сказал:
— Вот уж кто живее всех! Я сам его преследовал во время различных экспедиций, которые мы организовывали до 1958 года. Теперь другие люди сменили нас…
Я обещал М. Ф., как я называл его позднее в моих статьях, сохранить в тайне его настоящее имя.
— Под каким же именем, — спросил я, — живет сейчас главный сообщник фюрера?
М. Ф. снял свои очки, тщательно протер их и снова водрузил на нос. Слегка улыбнулся:
— Гольдштейн! Множество бывших нацистских беглецов в Латинской Америке выдает себя за немецких евреев, отказывающихся вернуться на Рейн. Такая маскировка им весьма удобна, и, что весьма любопытно, к ней позволено прибегать лишь самым главным из них.
Я знал от друзей, что М. Ф. истратил все свое состояние и неоднократно рисковал жизнью, пытаясь напасть на след Бормана на затерянных территориях Нового Света. В 1953 году его выводы были таковы: Борман жил тогда в Бразилии, замаскировавшись под европейского еврея-коммерсанта. Очевидно, у него было достаточно средств… А вот М. Ф. пришлось несколько раз прерывать свой поиск из-за недостатка денег. Преступники зачастую лучше оснащены и обеспечены, нежели правосудие, которое им противостоит. Эта истина хорошо известна тем, кто следит за метаморфозами мафии СС!
Как бы прочитав мои мысли, М. Ф. прервал молчание:
— Действительно, Борман — большой ловкач. Он всегда был первой скрипкой в партийной канцелярии НСДАП. Сила Бормана состояла в том, что он никогда не покидал Адольфа Гитлера. Он был его верным псом, его тенью. Всегда находясь рядом с диктатором-мистиком, часто погруженным в депрессию, нерешительным и неустойчивым, особенно после Сталинграда, Борман воплощал саму непреклонность национал-социализма. Он стоял у истоков всех декретов и приказов, столь роковых для многих народов Европы, а в конечном счете для самой Германии. Шла ли речь о создании специальных военных частей, об уничтожении поляков и романских народов, о ликвидации евреев — повсюду под приказами, адресованными генералу Йодлю, губернатору Польши Франку и даже самому маршалу Герингу, неизменно стояла подпись рейхсляйтера Бормана. В 1945 году телеграмма, исключающая маршала из нацистской партии, была подсказана и подписана Борманом.