Мой друг Крен протянул мне еще три листка с показаниями Шнайдера-Мерцка:
«После того как он оказался втянутым в сети Швенда — Альтмана, молодой статист из Германо-перуанской торговой палаты был выжат как лимон: игра в переписку продолжалась между Лимой и Ла-Пасом, а реальные платежи осуществлялись в перуанский «Банко популар» наивным Шнайдером-Мерцком… На сцене появился третий мошенник, некий Гольц, также бывший эсэсовец, проживавший на высоте 3800 метров на берегу озера Титикака. Он знал как свои пять пальцев укромные тропинки, по которым его джип мог нелегально проникать в Боливию. В телеграммах и телексах между сообщниками применялся условный язык: «двадцать тонн леса» означало 20 тысяч долларов. Перед окошечками № 11 и 17 центрального почтамта в Лиме происходили секретные встречи, в ходе которых совершался обмен маленькими пакетами, туго перевязанными бечевкой…»
— Несомненно, молодой Фолькер еще счастливо отделался, — заметил я своему другу. — В иных обстоятельствах два сообщника-эсэсовца немедленно ликвидировали бы свидетеля, знавшего так много… Однако дело происходило осенью 1971 года, то есть семь месяцев спустя после подписания судебного соглашения между Францией и ФРГ о выдаче военных преступников. Кроме того, 1 апреля того же года боевиками, прибывшими из-за океана, был убит консул Боливии в Гамбурге Кинтанилла, бывший шеф боливийской секретной службы, специалист по пыткам и один из убийц Че Гевары. По этому поводу Беата Кларсфельд сообщила в своей последней книге, что прах дипломата-полицейского был доставлен в Ла-Пас на борту почтового самолета «Люфтганзы» под присмотром Клауса-Георга Альтмана, родного сына Барбье!
Прежде чем вернуться к Барбье, я должен напомнить об одном интервью, взятом осенью 1971 года журналистом Петером Нишком и репортером из Мюнхена Гербертом Джоном. Простодушие и непосредственность, с которыми Швенд отвечал на их вопросы, могут изумить, однако его развязный тон, а зачастую слишком цветистый слог составляли, по-видимому, суть нового персонажа по имени Федерико, роль которого он играл: наглеца, который требовал от европейских адвокатов возвращения того, что осталось от его баснословных доходов от контрабанды во время войны. Когда Нишк и Джон подошли к критическому вопросу — был ли он главным распространителем 200 миллионов фальшивых фунтов стерлингов, — он с готовностью согласился.
— Не имела ли эта операция двойной цели: вызвать экономический хаос во вражеском государстве, обеспечив одновременно приток валюты в «третий рейх»?