Что же касается Лени Рифеншталь, то не могу забыть наглость этой экс-фюрерши нацистского кинематографа. Я видел, как ее допрашивала французская военная служба безопасности в Инсбруке в 1945 году. Ей ставились в вину километры фильмов, прославляющих гитлеровский режим. Достоверные данные подтверждали, что однажды она крайне раздраженно заявила фюреру: «Выбирайте между Геббельсом и мной». Известно также, как, одетая в тщательно подогнанную форму, с пистолетом за поясом, она присутствовала на расстреле польских патриотов в деревне Конски…
Когда я изложил эти факты в одной из книг, посвященных концентрационным лагерям, Лени Рифеншталь при поддержке всесильного западногерманского финансового лобби затеяла против меня процесс, который широко освещался французской прессой в 1961 году.
Скромному историку, каким я себя считаю, живущему на средства от работы журналиста и писателя, пришлось выдержать целый бой. Рассматривая дело в первой инстанции, дотошные парижские судьи вынесли приговор не в мою пользу. Моя книга была конфискована… При поддержке известного журналиста Андре Вюрмсера из газеты «Юманите» и Эдмона Мишле, министра в правительстве генерала де Голля и бывшего узника концлагеря, я привлек на свою сторону общественное мнение и выиграл. Все это длилось долгие месяцы и исчерпало мой бюджет исследователя по крайней мере на два года вперед. Со времени разгрома нацизма меня постоянно побуждала к действию одна мысль, которая подчиняла себе мои профессиональные интересы: взять за горло нацистских преступников, которые несли ответственность за гибель шести моих близких родственников во время осады Ленинграда в 1941—1943 годах. Правда, еще до этого, в 1937—1939 годах, я был глубоко возмущен тем, что республиканская Испания была брошена на произвол судьбы, а также позорным мюнхенским диктатом, равно как и «днями предательства», которые потворствовали удару в спину, нанесенному Чехословакии. Таков заголовок одной из моих книг, вышедшей в 1975 году. Вся моя жизнь складывалась под влиянием чувств протеста и негодования в отношении фашистских преступлений.
Однако вернемся к Барбье. В камере тюрьмы Сент-Поль в Лионе этот старик, чтобы ввести в заблуждение своих обвинителей, сменил высокомерие на хитрость. Вчера беспощадный, он симулирует болезнь, чтобы разжалобить своих судей. Вчера на берегах Роны перед ним трепетали. Его отряды нацистских головорезов вместе с французскими коллаборационистами с помощью убийств, пыток и грабежей сеяли ужас в «новой Европе». Сорок лет назад Лион проклял гестаповца Барбье. Сегодня его жители вновь верят в правосудие, ибо «лионского мясника» ожидает возмездие. И тем не менее, охраняемый многие годы невероятной удачей и мощным покровительством, эсэсовец Барбье надеется, что он его избегнет…