Все кладбище внизу изгибалось и искажалось под ее взором, как некогда изображенные им холмы Сере в неистовом мятеже, в разгаре вселенского землетрясения. Она осмотрелась кругом и увидела, что позади нее летят они все: маленькие кондитеры и помощники мясников, поварята, посыльные, грумы, мальчики из хора и церковные служки, первопричастница и крестьянские дети. И даже маленький Шарло присоединился к ним. Заговорщики устроили его душе мятежные проводы.
Далеко, далеко внизу он увидел доктора Готта, как тот махал кулаками и грозил ему. Душа ясно слышала все слова. Он кричал, он прямо-таки ревел к небу:
Повсюду ходят нечестивые… когда ничтожные из сынов человеческих возвысились…
Но душа Сутина была беззаботна и не обращала внимания на угрозы и кулаки. Для нее больше не существовало запрета рисовать, запрета летать. Она чувствовала себя наконец-то свободной. Да, она, кажется, смеялась. Душа Сутина смеялась в светлом опьянении. Никто на Монпарнасе не поверит этому. Все там считали его до сих пор и навечно несчастнейшим из художников. Земля же была необозримой, покинутой язвой желудка.
С высоты его душа разглядела теперь троих мужчин, которые несомненно были живыми. Это не погребальное братство, не хевра кадиша. Они сняли свои черные шляпы, стали вокруг гроба Сутина. Его душа замедлила свой полет, описала красивую кривую и зависла на высоте нескольких метров точно над гробом.
Итак, вокруг него стояли трое мужчин. Пабло Пикассо, Жан Кокто, Макс Жакоб. И душа Хаима Сутина чувствовала радостное возбуждение, словно слегка опьяненная, без излишества. Там стоял Пикассо, будто король-солнце, ослепительное центральное светило, рядом с которым меркнут все остальные. Затем брат-близнец Орфея, Жан Кокто, в мае сорок второго тепло приветствовавший в Париже любимого скульптора Гитлера, – душа Сутина не могла произнести его имя, – на торжественной церемонии, устроенной правительством Виши в его честь. И вот теперь он скорбит у могилы художника Сутина? Совесть не простила ему его шумные праздники с черными марионетками. Даже фракийский певец торговался со смертью. Блистательный Орфей сбросил свои покровы на обратном пути из подземного царства. Он двигался к свету.
А кто там еще стоит наискось от могилы Бодлера, вынужденного ютиться у своего ненавистного отчима, генерала Опика? Ангелоподобный Макс Жакоб, который всего несколько месяцев спустя, 24 февраля 1944 года, будет арестован гестапо в Сен-Бенуа-сюр-Луар близ Орлеана, где он скрывался в монастыре. А еще две недели спустя – душа художника предвидела это к своему ужасу – умрет от пневмонии в лагере Дранси, к северо-востоку от Парижа, ожидая отправки в Освенцим. Пикассо не счел нужным использовать свои связи, чтобы вызволить его.