Последнее странствие Сутина (Дутли) - страница 44

Сутин же не станет ни тем ни другим, ни семьянином-большевиком, ни вестником радости, а только лишь посланником стыда за то, что он появился на свет, и ему никогда не избавиться от ярлыка художника безнадежного несчастья. Но суть не в счастье или несчастье. Суть – в цвете и отсутствии цвета. В белизне с синими и красными прожилками. В бирюзе, веронской зелени, шарлахово-красном и цвете крови. Суть – в смерти цвета, который не способен умереть, и в воскресении цвета. В красках, чересчур обильно, волнами и шрамами покрывающих холст, в муках и торжестве цвета.

Цвет – это не примирение с действительностью, нет, если вы думаете, что черный и белый – это грубая действительность, а цвет – это рай, то – нет, все опять-таки совсем не так. Своевольный цвет не подчиняется никаким законам, он – сам бунт и воскресение материи и плоти. Рай будет белым, он не знает красок. Но какова его цена.

Они прибыли к заветной цели, Гамлет сопроводил их на свободные места, и они были готовы заслужить право находиться в центре мира, стать достойными этого города. Даже если тот порой косо посматривает на чужаков – на улице, в префектуре полиции, где ему нужно зарегистрироваться и ходатайствовать о виде на жительство, нескладно бормоча несколько заученных слов. В лице ворчливых торговок на площади Конвансьон. Они постоянно околачиваются там, нетерпеливо ждут закрытия рынка, чтобы подобрать овощные отбросы.

Эй вы, не хватайте, это для моих кроликов! Вас сюда приглашали?

Обрывки капустных листьев, мороженая картошка, вялая свекла, из всего этого они, вернувшись в Улей, наготовят суп на целую вечность в большой чугунной кастрюле. Иногда кто-нибудь из них сходит на скотобойни, откуда ночью доносился рев животных, выпросит мозговую кость, которую они положат в суп для навара, или комок загадочных извитых внутренностей; за два су продаются консервные банки с бульоном, и у кого хватит терпения до закрытия рынка, сможет продержаться несколько дней. Шагал учит их правильно делить селедку, голову на первый день, хвост на второй, в придачу – хлебные корки, стакан чая.

В Улье они прозваны русской колонией. Архипенко, Липшиц, Цадкин, Шагал, Добринский, Кикоин, Кремень, Сутин. По сигналу «дине рюс», русский ужин, они собираются на пир. Иногда приглашаются и французы, даже если они кубисты:

Леже, идем, отведай русской кухни.

Что это за мясо – непривычно жесткое, волокнистое, которое они в течение нескольких часов варят в кастрюле с крепким мутным самогоном? Это кошачье мясо, небольшими кусочками, кошачье фрикасе. Божественная кошатина. Она воняет и жжет горло. Ни одна кошка не застрахована от них, они опустошили весь Монпарнас вплоть до южных окраин города. Крысы и мыши, которые вольготно чувствуют себя в Улье, не нарадуются этим русским «дине». Только одна кошка была табу. При входе в Улей живет мадам Сегонде, толстая близорукая добродушная консьержка, которая не раз протягивала миску супа голодному новичку. Ее муж сбивает из прелых досок чуланы, становящиеся студиями для новых художников на пустоши Вожирар. Ее пятнистая кошка наслаждается вечной жизнью.