Ему слышится «марш, марш!», но нет, это было что-то другое. Потом резкий лай и вой, протяжный и злобный, как будто гончим псам швырнули их долю добычи, и собаки не могут решить, радоваться ли подачке или жалеть о конце охоты. Определенно, в воздухе пахло мокрой собачьей шерстью, пóтом тысячи собак.
Орда рослых мужчин в черной коже, художник ясно видит их сквозь ставшие прозрачными стены автомобиля. Может быть, они навеяны маковым соком? Нет, это были реальные звуки и путаница голосов, катафалк был полон ими. Кожаные мужчины скалят зубы, рычат на катафалк.
От нас не уйдешь!
Их лица испещрены шрамами и порезами. Из кожи торчат странные металлические детали, они прокалывают надбровные дуги, губы, ноздри. Жуткие татуировки вьются по шее.
Викинги, норманны! – мелькает у художника в голове, и ему вспоминается одно воскресенье, когда он в лавке букиниста на берегу Сены наткнулся на книгу с иллюстрациями, от которых у него пробежал мороз по коже. Вот, значит, как они выглядели, подумал он тогда. Они плыли на парусах вверх по Сене и оставляли после себя пепел и руины, оскверняли храмы, убивали крестьян. Нет, это не викинги, но их вид заставляет думать о севере и холоде, их рты отвратительно зияют, когда они говорят на своем языке, у них, должно быть, металлические суставы, их движения резкие и угловатые. Их голоса пронзительны, это уже не похоже на человеческую речь.
Взревели мотоциклы, застучали сапоги по асфальту, и вот черный «ситроен» плывет дальше в кольце из мотоциклетных двигателей. Хлебные поля становятся черными, вороны покрывают золотую солому, жнивье, на котором уже ничего не подобрать. Не слышно ни одного внятного слова.
Сколько времени продлится поездка? Ему не дано этого знать. По прошествии часов-минут они упираются в черную решетку, установленную на рельсе, кишащие охранники торопливо сдвигают ее в сторону. Его ждут. Черный ворон перекатывается через рельс, чувствуется толчок. Волки в кожаных пальто хотят пройти следом, но их оттесняют, приклады ударяются в их колени. Из длинного белого здания, похожего на ангар или цех, выбегают задрапированные в белое люди с носилками. Ему приходят на ум мишленовские человечки, состоящие из одних автомобильных шин. Они подбегают к катафалку, хватают художника, перетаскивают его с помоста на носилки. Несут к белому ангару.
Черная свора, вынужденная оставаться за раздвижной решеткой, разражается яростным воем, брызжа слюной, скаля зубы, грозя кулаками. Художник на носилках еще видит, как один из черных задирает ногу и мочится на железные прутья, видит тугую струю, потом мчащиеся галопом белые водолазы вбегают внутрь, проносят его через несколько белых раздвижных дверей все дальше вглубь ангара, потолок которого становится все ниже. Что это, больница, укрытие для самолетов, завод? Здесь все белое, суетливые люди с носилками, снующие немые существа с белыми капюшонами. Черных пособников не пускают дальше раздвижных ворот.