Твои волы орали, и ослицы паслись подле них… Огонь Божий упал с неба и опалил овец и отроков и пожрал их…
Художник снова беспокойно ерзает туда и сюда на белой простыне. Его живот твердый, как доска. Но боль исчезла, ее нет. Нельзя сказать, чтобы он жалел о ней, но отсутствие боли всегда необычно. Десятилетия боли, спазмы, дерганье, жжение, рвота. Вечное копошение внутри, сжатый кулак боли, медленно поворачивающийся в утробе.
Он смотрит неожиданно благочестивому Моди прямо в лицо. Тот стоит с торжественным выражением и явно собирается продолжить декламацию, но художник быстро спрашивает:
Это Лотреамон, которого ты всегда так любил? Помнишь еще тот отрывок про вошь?
Однако его визави игнорирует вторую половину и этого вопроса и резко отвечает:
Сконцентрируйтесь. Не нужно отвлекаться, юнгерманчик!
И поблекший Моди возобновляет свое чтение, не так, как в прежние времена, когда гремел своего Данте, но ватным, будто обложенным бромистыми медикаментами, голосом:
Халдеи расположились тремя отрядами… и бросились на верблюдов… и взяли их… а отроков… поразили острием меча…
Лицо доктора Ливорно принимает вопросительное выражение, как будто хочет понять, узнает ли пациент все эти слова, находят ли они в нем отклик.
Сыновья твои и дочери твои ели… и вино пили… в доме первородного брата своего… и вот, большой ветер… пришел от пустыни… и охватил четыре угла дома… и дом упал на отроков…
Вам это должно бы кое-что напоминать, говорит Ливорно с укоризненным гримасой.
Нет, ничего, совсем ничего.
Теперь он улыбается этому Псевдо-Моди и спрашивает его:
Хочешь, я спою тебе «Теленка»?
Но доктор Ливорно не дает себя отвлечь и продолжает перебирать слова.
Наг я вышел из чрева матери моей… наг и возвращусь… если этого поражает Он бичом вдруг… то пытке невинных посмевается… покойны шатры у грабителей… и безопасны… у раздражающих Бога… которые как бы Бога носят в руках своих…
Художник закрывает глаза и притворяется спящим. Он не знает, сколько времени прошло. Операция была успешной или вовсе не понадобилась, как сказал доктор Готт. У него больше нет боли. Он удивлен, что все оказалось совершенно безболезненным. И не осталось никакого шва. Никакого рубца. Как же они проникли к нему внутрь? Не оставив следа? Он чувствует себя легко. Разве бог в белом не сказал: можете предусмотрительно считать, что вы исцелены. Исцелен! Странное состояние. Безболезненное чувство потрясающей легкости. Сомневающееся, робкое, райское.
Когда-то давно боль стала его вторым пульсом, он нащупывал ее, слушал ее пальцами, проклинал. Боль была частью его самого, как его дыхание, его пот, как его жизненные соки. Сказать, что ему недостает ее, было бы неправильно.