Принц Моди! Почему он сбежал так рано, в 1920 году? Сутин находился не в Париже, он был в Вансе, куда Моди сманил его в 1918-м. Там он все и узнал, также и про самоубийство Жанны, которая на восьмом месяце беременности выбросилась из окна. К ярким краскам юга внезапно примешался прах.
Он рано пришел к финалу, в тридцать пять лет. Краткая жизнь, темп, миг, темп. Никаких нескончаемых поездок в катафалке через все французские провинции. Никакого старения, сонного созревания, только абсент, эфир, гашиш. Туберкулез смешивает пьянящий коктейль. Он не был в Париже, ему все рассказал Кислинг, все, до мельчайшей подробности. Ни одна смерть не потрясла его сильнее. Он больше не прикасается к спиртному, потому что каждая капля напоминает ему о Моди и самых страшных попойках, которые приходилось выдерживать его язве. Еще долгие годы он будет досадовать на Вечно Опьяненного.
Моди не пил молока. Пил все, что попадалось под руку, крепкий абсент, эту «зеленую фею», туйонное пойло из полыни, аниса, фенхеля. Потом еще mominette, дешевую бурду из картофельной водки. Пил, чтобы ускорить темп жизни, чтобы ускориться самому. Выпивая, мягкий, обаятельный, умный принц превращается в фурию, затевает ссоры, буянит. Зеленая фея насылает на него галлюцинации, жуткие бредовые видения. Однажды утром он просыпается от того, что кто-то теребит его за руку. Хочет пошевелиться и не может. Колени упираются в подбородок, он лежит скорченный в мусорном баке на краю улицы, а рядом смеются двое дворников, которые его разбудили. Бог в мусорном баке! Измятый куль, бог с похмелья.
Сутин запоминает каждую деталь из рассказа Кислинга. Теперь, в катафалке, перед ним разыгрываются похороны Моди, весь балаган Монпарнаса собрался, чтобы проводить его в последний путь. Кислинг при помощи пневмопочты извещает всех приятелей. Сбор 27 января в 14.30 в «Шарите», где он умер, похороны на кладбище Пер-Лашез. Эммануэле, брат Модильяни, прислал телеграмму:
Похороните его как принца, ничего не упускайте, пусть будет итальянская похоронная процессия с цветами, лошадьми, слезами, пением.
Он проезжает мимо «Ротонды», как перед храмом, на тротуарах толпы людей, которые поднимаются на цыпочки, чтобы увидеть карету и итальянца, которого все любили, но картины которого никто не хочет иметь. На всех перекрестках навытяжку стоят полицейские и по-военному отдают честь. Верно, хоронят депутата, сенатора.
Смерть рано выследила его своим чутким нюхом. Она обнюхивает тело, как собачья морда, ищет вход, ищет подходящий орган, чтобы приняться за свое дело. Сердце, легкие, мозг, желудок – все сгодится. Она не ограничивает себя в выборе. Временами задыхается в спешке, потом вдруг симулирует спокойствие. Она любит играть, то мчится сломя голову, то притормаживает и затихает. Она придирчива и любит разнообразие. Только смерть есть бог. Она находит себе художника из Ливорно, останавливает выбор на туберкулезе. Художник очень помогает ей в работе, пьет без меры, нюхает эфир, курит опиум. Или же она находит себе жертву из Смиловичей, а в качестве входа избирает язву желудка. Теперь никуда он не денется. Потерпим еще три десятка лет. Дождемся оккупантов. Закажем тем временем катафалк.