— Наверное, собираются где-то новый рабочий лагерь устроить, — сказал Шпулька.
Так вот почему половины ребят тут нет. Отправляют всех отцов. Отца Павла, Эриха, Коко и еще кого-то. Все ребята будут теперь как я. Ну, вроде того.
— Не уезжай! — вырвалось у меня, прежде чем я сам понял, что говорю. — Только не ты.
Почему-то, услышав это, Кикина разревелся.
— Это не я решаю, — сказал Франта. — У меня нет привилегий, я…
— А Гонда? — напомнил я. — Начальник твоего начальника? Пусть вычеркнет тебя из списка. Он ведь может. Ты лучший среди мадрихов.
Фанта усмехнулся:
— Ну да, если бы сам Гонда не отправлялся с тем же транспортом…
Обычно, когда я плачу, а плачу я редко, я заранее чувствую, как подступают слезы, могу с ними бороться и чаще всего побеждаю. И, даже если иногда не побеждал, хотя бы у меня было время приготовиться, уйти куда-то, где я мог поплакать в одиночестве. А тут вдруг это произошло мгновенно. Лицо Франты расплылось передо мной, и мне срочно понадобилось высморкаться. А, плевать. Когда все ревут, чего мне стесняться?
Дверь распахнулась, вошел Павел, покусывая нижнюю губу.
— Как они? — спросил его Франта.
Павел пожал плечами.
— Погоди! — сказал я. — А наша комната? Кто будет с нами жить?
Все головы разом повернулись к Франте.
— L417 расформируют.
— Что?
— Почему?
— Не могут же они вот так…
— Большинство из вас, — продолжал Франта ровным тоном, словно сообщая время дневной поверки, — будет жить с мамами. Говорят, будет обустроен и новый детский корпус.
— А Программа? — спросил Эрих.
— Те, кто останется, приложат все усилия, чтобы ее продолжить, — сказал Франта.
— Нет! — крикнул Кикина. — Это нечестно! Нечестно!
Он вскочил, ухватился за одну из лестниц и стал ее трясти, но лестница стояла как стояла. Тогда Кикина принялся ее пинать.
С полминуты я следил за ним, но, когда под ударами Кикины дерево затрещало, отвернулся.
— Кикина! — строго сказал Франта. — Перестань.
Еще пара пинков, и Кикина оставил лестницу в покое, рухнул на нары. Франта поднялся и пошел к своей постели. Вытащил снизу небольшой чемодан и начал паковаться. Судя по доносившимся отовсюду звукам, плакали уже все, кто до сих пор как-то держался. На миг Франта остановился, я видел, как у него заходили желваки. Простояв мгновение неподвижно, он захлопнул чемодан и вернулся к столу, но на этот раз садиться не стал.
— Шпулька! — сказал он.
— А?
— Какие здесь правила?
Шпулька не отвечал.
— Какие правила у нас в комнате, Шпулька?
Шпулька шмыгнул носом и утерся рукавом.
— Каждое утро застилать постель.
— Что еще?
— Искать клопов.