Тем временем в самом Терезине погибло почти 35 000 человек, а из тех, кого отправили в другие лагеря, мало кто вернулся. В этом смысле мне повезло неслыханно. Я попал в Аушвиц, но избежал газовой камеры.
Терезин с его мощными крепостными стенами и прекрасными горными видами оставался местом жестоким и страшным даже после того, как нацисты превратили его в показательный лагерь, в инструмент пропаганды, чтобы обмануть Красный Крест. Я рад, что ты не ощущал кандалы так явно, как многие другие, но, когда ты пишешь: «Как бы я хотел вернуть те времена, когда мы были нешарим», я отвечаю: «Очень надеюсь, что эти времена никогда не вернутся». И я надеюсь, что скоро в твоей жизни появятся новые переживания и воспоминания, столь же дорогие тебе, но уже за пределами этой скорбной тюрьмы.
Возможно ли это? Думаю, да.
Например, такое вполне может случиться в летнем лагере или просто в компании близких друзей. Конечно, вы, мальчики, уже не будете связаны друг с другом так же крепко, как это было в Терезине, не будете так же сильно зависеть друг от друга. Вспоминаю первые недели в корпусе, когда не было единения, каждый был сам по себе, и все такие разные, а родители вмешивались и не давали нам самостоятельно развиваться. Тогда никто еще не понимал, как важно ограничить участие родителей, чтобы мы смогли осознать, что требуется нам самим, и следовать собственным целям. Вот как росла наша солидарность.
В наше время родители отвозят ребят в летний лагерь, думая только об интересах собственных детей. Они не доверяют даже тем людям, кому поручено заботиться об их детях. Но, возможно, вскоре начнут появляться совсем новые молодежные группы из преданных общему делу ребят — таких как ты. Подумать только, мои мальчики столько всего могли бы сделать… но я каждый день говорю себе: не нужно без конца к этому возвращаться.
Восемьдесят мальчиков прошли в разное время через комнату 7. Выжило одиннадцать. По меркам Терезина это почти невероятный успех. Но если сравнивать Терезин с Аушвицем (Терезин, как мы все теперь знаем, был всего лишь загоном перед настоящей бойней, перед Аушвицем) — хотя нет, Миша, думаю, их не надо сравнивать.
А наша клятва, которую мы не забудем, — надеюсь, ты слышишь ее и в этих строках. Лучший способ сохранить верность нешарим — воплотить в жизнь все то, во что я верил, во что верю до сих пор. Ты это сумеешь, и ты сумеешь много больше, нет причин в этом сомневаться. Не беспокойся, рано или поздно мы, конечно, встретимся. Я готовлюсь к этой встрече, но и немного ее боюсь. Наверное, моя любовь к нешарим слишком велика.