Просто посижу на корточках в этой подворотне и досчитаю до ста. К тому времени они точно уйдут.
Один, два, три, четыре, пять, шесть… Под лопаткой, куда стукнул камень, должно быть, наливается синяк: если мама увидит, вообще запретит мне выходить… семь, восемь, девять, десять, одиннадцать… честное слово, я бы сейчас предпочел жить где угодно, только не в Праге… двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать… лучшее место на свете было, а теперь — теперь только бы отсюда вырваться… шестнадцать, семнадцать, восемнадцать…
Ох, не может быть. Как они меня…
— Вон он! — орет самый мелкий. — Попался!
— Ага! — откликается тот, ушастый. Снова мерзко ухмыляется.
И каждый из этих четверых будто вырос, стал больше и страшнее, чем две минуты назад.
— Пожалуйста!.. — Я пытаюсь что-то сказать, сам не знаю что. Сердце опять заколотилось — теперь уже не так быстро, зато гораздо резче, словно хочет выскочить между ребрами и найти себе другого мальчика, в котором ему было бы спокойнее.
— Что «пожалуйста»? — спрашивает самый крупный и встает прямо передо мной, скрестив руки и загородив единственный проход. — А, жид?
Я снова досчитал до трех, вскочил и ломанулся мимо него, толкнув его при этом плечом. Кажется, я застиг его врасплох, может, даже ошеломил. Но те трое наготове.
И вот уже они хватают меня, все вчетвером.
— Отстаньте! — кричу я. — Пустите меня!
Я дергаюсь, извиваюсь, пытаюсь кого-нибудь лягнуть — бесполезно. Они гораздо сильнее и понимают это: ишь как гогочут. Высокий, который держит меня за левую ногу, лезет мне в карман. Вытаскивает три веревочных ремня.
— Отдай! Это мое!
— Заткнись, жид, — спокойно отмахивается от меня высокий, как будто я ему уже надоел. — Вон, Томаш, — говорит он и указывает на что-то рукой, в которой зажаты мои ремни. — Годится.
Я влетаю спиной в ствол дерева. Кора сквозь куртку впивается прямо в тело. Зато ноги свободны, поэтому я вскакиваю и бросаюсь между коротышкой и парнем в жилетке. Эти двое послабее — вдруг сумею проскочить и удрать.
Но высокий хватает меня сзади и снова швыряет о дерево — вдвое сильнее. Я врезался головой в ствол.
— Жид, — говорит он, — я пока еще тебя не бил?
— Нет.
— Именно. Еще раз попробуешь финтить — врежу. Тогда поймешь, что жиду не стоит умничать.
Я молча оглядел их всех. Может, тому, в жилетке, — это вроде он Томаш? — чуточку меня жалко.
— Давай, Оскар, — говорит он. — Кидай мне плетенки. Сейчас покажу тебе тот узел.
Все четверо стоят в трех шагах от меня, любуются своей работой. Я уже даже не пытаюсь дергаться. Такими узлами, какие Томаш вяжет, хоть скотину стреноживай.