— И почему, — перебиваю я папу на полуслове, — если король — самая главная фигура, он ходит только на одну клеточку? Что это за король, если он ходит почти как пешка?
Папа взял в руки ферзя.
— Хочешь, дам тебе фору? — Он отставил ферзя в сторону. — Буду играть без ферзя.
Была бы Мариэтта дома, вдвоем мы бы уговорили папу поиграть в карты, в марьяж — лучшую на свете игру.
Я тоже обернулся к маме, надеясь на ее поддержку, но мама сказала:
— Миша, знаешь ли ты, как играл футболист Ондржей Пуч…
— Антонин, — поправил я, тряся головой и закатывая глаза.
Папа встал и отошел к раковине. Наверное, попытается еще раз заварить чай тем пакетиком, который использует уже второй день.
— Знаешь ли ты, как играл футболист Антонин Пуч, когда только начинал?
— Как?
— Из рук вон скверно.
Папа засмеялся.
— Очень смешно, — проворчал я. — И что?
Вечно они вот так, вдвоем, берут меня в клещи.
— Миша, — сказал папа, возвращаясь к столу. — Когда я начинал изучать право, мне казалось, я тону. Не мог ни в чем разобраться. Готов был сдаться, и тут…
В дверь дважды резко постучали. Папа умолк.
Мама замерла с иголкой в руках. Я переводил взгляд с нее на папу и обратно и ничего не мог понять по их лицам.
— Открыть дверь? — предложил я.
Снова постучали дважды, громче.
Папа поставил кружку на стол. Подошел к двери и открыл. Два немецких офицера, не спрашивая разрешения, вошли в комнату.
— Карл Грюнбаум? — спросил старший.
Оба огромные. Папа им едва до подбородка. В одинаковых темно-серых мундирах, начищенные черные сапоги чуть не до колен. У каждого на груди черный железный крест и на кончиках воротника — по две разные нашивки. И на одной из нашивок у каждого — то ли две буквы S, но острые, как зигзаги, то ли две молнии.
Значит, эсэсовцы. Что они тут делают? И как их прогнать? На миг горло сжимается, я даже перестаю дышать. Стараюсь сглотнуть, осторожно, чтобы они не заметили.
— Да, это я, — отвечает папа, слегка наклонив голову.
Я чувствую, как тоже пытаюсь кивнуть, но голова не двигается. Сглотнуть тоже не получается, надо сначала откашляться. Но я решил лучше перетерпеть, задержать дыхание.
У задавшего вопрос на воротнике нашивка с тремя квадратиками по диагонали, почти как на игральной кости. У другого, молодого и еще более рослого, только один квадрат посередине. На фуражках у них, кажется, орел, а под ним — это я хорошо разглядел — череп.
Не поворачивая головы, младший офицер внимательно осматривает всю комнату. На мне его взгляд не останавливается. Будто я мебель, а не человек.
Я решил расставить аккуратно мои пешки, хотя они и так стояли в ряд. Попытался выдохнуть через нос, и на этот раз получилось. Заодно расхотелось кашлять.