— В Лодзь? — спрашивает мама.
— Нет, в Терезин, — отвечает госпожа Кинская.
— Терезин?
Я заглядываю в дверную щелку. Обе они перестали готовить обед. Госпожа Кинская вытирает толстые пальцы о маленькое полотенце, свисающее с ее плеча. Хотя с едой в гетто сейчас плохо, госпожа Кинская все еще выглядит так, словно она слишком много ест.
— Это здесь же, в Чехословакии. Не так далеко от Праги. Старая военная крепость. Ада говорила мне, ее кузена Германа — он, кажется, повар — отправили туда несколько дней назад. Помочь подготовиться.
— Подготовиться? — переспрашивает мама. — К чему?
— Откуда я знаю? Может…
Но тут рот на другом конце от грязного подгузника испустил вопль, и дверь кухни распахнулась полностью. На том и разговору конец.
— Мама! — заговорил я полчаса спустя, когда мы вернулись на кухню, где я помогал мыть посуду, то есть пальцем дочиста выскребал каждую тарелку.
— Да? — откликнулась от раковины мама.
— Зачем придумали транспорт? Чем мы им в Праге помешали?
Мама не ответила.
— Ма-ам?
— Не знаю, Миша, — сказала она и быстрее прежнего заработала тряпкой.
— Думаешь, нас тоже скоро посадят в транспорт?
Нет ответа.
— А что теперь они отправляют людей не так далеко, не в Польшу, это лучше? Или хуже?
Нет ответа.
— Может, папа уже там. — Я проглотил последний кусок моркови с последней тарелки. — Им, наверное, юристы тоже нужны, чтобы подготовиться, а не только повара. Может, потому они и забрали всех, с кем папа раньше работал, да? Чтобы помогли им считать деньги или еще что.
Мама выключила воду. Провела запястьем по лбу.
— А если нам придется уехать, мы же сможем вернуться, когда все кончится, правда? То есть когда война кончится. В смысле, если немцы проиграют. Лучше бы они проиграли. Они же проиграют, да, мам?
Мама подошла ко мне, поправила волосы у меня за ухом.
— Миша! — наконец сказала она. — Тебе пора на урок. Увидимся вечером.
И на том все: поцеловала меня в щеку, развернулась и пошла в комнату помогать госпоже Кинской, ведь, хотя малышей после обеда укладывают спать, добрая половина их вместо сна что-нибудь затевает.