Дверь в квартиру открылась. Я хотел что-то сказать маме — думал, это она вошла, — но тут у Мариэтты лицо стало какое-то странное. Я обернулся, смотрю, а там, где полагается быть маме, — госпожа Кинская. В руке у нее мамины ключи.
— Привет, детишки, — сказала госпожа Кинская. Широкое серое платье так и колыхалось на ней.
— Привет, — растерянно ответили мы.
В другой руке она держала маленькую коробочку.
— Я подумала… — начала было госпожа Кинская и смолкла.
— Где мама? — спросила Мариэтта.
— Скоро придет, — сказала госпожа Кинская. Поулыбалась непонятно чему, села за стол и стала медленно открывать свою коробочку. — Я тут испекла…
Мариэтта перестала рисовать и скорчила рожу, она всегда так гримасничала, если что-то казалось ей глупым, или сбивало с толку, или то и другое вместе.
— Хотите печенья, дети?
В ту же секунду я очутился у стола и уже заглядывал в коробку. Когда я в последний раз ел печенье? Да не одно, а сразу много. С виду ничего особенного — ни шоколада, ни сахарной пудры, но главное — это печенье! Уже радость.
— Спасибо! — пробормотал я, запихивая одно в рот, а второе сжимая в кулаке.
Мариэтта тоже подошла, заглянула в коробку, но почему-то не взяла угощение. Подняла голову и второй раз задала госпоже Кинской тот же вопрос:
— Где мама?
И в третий раз:
— Где мама?
— Печенье бери, — с полным ртом (там уже второе печенье) напомнил я.
— Ей пришлось… — начала госпожа Кинская. — Кое-что… случилось в яслях, и ей пришлось остаться. Возьми печенье, Мариэтта, оно вкусное.
— Да, очень, — подтвердил я, грызя третье.
Мариэтта решительно вскинула голову:
— Что случилось? Что такое случилось?
Госпожа Кинская растянула рот в улыбке и сказала:
— Ох, Мариэтта, не надо…
Но улыбка мгновенно слетела, глаза нашей гостьи широко раскрылись и как будто остекленели.
— Простите! — И она ринулась в ванную.
Она еще не успела скрыться в ванной, а Мариэтта уже вылетела из квартиры, хлопнув дверью. Спустя несколько минут и несколько печений госпожа Кинская вернулась. Лицо ее, вместе с двойным подбородком, было забрызгано водой.
— Где Мариэтта? — спросила она.
— Не знаю. — У меня что-то странное случилось с животом. Почему-то стало немножко больно. — Ушла.
Госпожа Кинская закрыла на миг глаза и громко выдохнула.
— Ладно, Миша, пойдем.
Она взяла меня за руку и непонятно зачем поцеловала в макушку.
От госпожи Кинской пахло мылом.
Я услышал их еще до того, как вошел в ясельную кухню. Обе плакали. Когда я вошел, мама подняла голову. Лицо у нее было одновременно очень бледное и очень красное. В первый миг у меня желудок словно перевернулся, и я разозлился на госпожу Кинскую из-за печенья. Но потом я понял что-то, от чего у меня кожа по всему телу натянулась до боли, я на ногах не мог стоять. Хотел задать вопрос, но только и сумел показать маме глазами, о чем я хочу спросить, а она глазами ответила мне, что поняла.