– Да не переживай, – Павла Никитична, похоже, тоже сообразила, что к чему, по этой причине в голос ее вплелись успокаивающие нотки. – Ничего с ним не случится. На что он мне, такой красивый? Годы мои не те. Пошепчемся немного – и только.
Это кто же сейчас стоит рядом со мной, а? В первый раз вижу, чтобы наша железная леди, для которой нет закрытых дверей и неразрешимых вопросов, вот так безропотно выполнила то, о чем ее просят.
– Еще раз спрашиваю – ты где взял амулет? – спокойно и уверенно произнесла Павла Никитична, как только за Розалией закрылась дверь. – Отвечаем быстро, кратко, честно. И еще – я очень не люблю, когда меня заставляют ждать и когда мне врут. Я тогда становлюсь очень неприятна в общении.
Не знаю отчего, но мне стало немного не по себе. Сухенькая и веселая старушка? Да как бы не так! Кто угодно, только не она. На меня смотрели не два поблекших от времени глаза, а дула пистолетов, в голос же ее вплелось лязганье тюремных засовов и еще какие-то звуки, нагонявшие смертную тоску.
Черт, да кто она такая, на самом-то деле?
– Подарок, – хрипло ответил я. – Правда подарок.
– Это кому же ты такому дорогу перешел, милок, что он тебя работой Филиппа Черена облагодетельствовал? – с легкой ехидцей осведомилась собеседница. – Да еще и времен его расцвета? Знаю я этот амулет, как же. Видела в коллекции Гурджиева, он его в специальной шкатулке с защитными ведическими рунами держал вместе с серьгами Екатерины Медичи, заколкой Марины Мнишек и другими не менее прелестными экспонатами.
– Гурджиева? – изумился я. – Это того, который экстрасенс был?
А следом за этим в ушах прозвучал голос одного из наших институтских преподавателей, который мерно бубнил на лекции: «Последний российский император, равно как и его жена, увлекались эзотерикой, приближая к себе таких сомнительных особ, как Распутин и Гурджиев».
Начало двадцатого века. Бабушка, а тебе сколько лет? Хотя, возможно, этот Гурджиев прожил долгую жизнь и она видела его коллекцию в пятидесятых годах, когда сама была молоденькой студенткой?
Вот только отчего-то мне кажется, что я сейчас сам себя пробую обмануть, что есть величайшая глупость. Врать можно кому угодно, только не себе, потому что этим самым только можешь навредить исключительно одному-единственному человеку. Ну да, правильно. Себе же самому.
– Сам ты экстрасенс, – палец старушки тюкнул меня в лоб. – Не суди о том, чего не знаешь. Георгий Иванович был одним из последних настоящих «знающих», равных ему после практически и не было. Другое интересно – как эта вещичка из его рук уплыла? Ладно, это не самое главное. Вот что, начнем с самого начала, внучок. Так кто тебе его кто дал?