Тело дрянь. Донесения с фронта (и из тыла) (Олтман) - страница 115

Прежде чем закончить расследование, я обратилась к первоисточнику — людям, которые обожают жопы. Сперва я попросила рассказать об этом увлечении своего друга Джоша. Он ответил весьма пространно: «Люблю, когда есть за что ухватиться». Ну и клише! Я отнесла его к тем отрицателям какашек, которые хотят умных детей.

Затем я встретилась со своим другом Марком — обожателем женских ягодиц, который пролил свет на эту темную расщелину.

Я решила не рассусоливать. «Как ты можешь любить задницы, если ими срут?»

«Люблю дырки, — ответил Марк. — Люди вообще одержимы дырками. Думаю, это у нас на подкорке».

«Я думала, задницу любят вопреки дырке, — сказала я. — На саму дырку закрывают глаза».

Марк настаивал, что дырка — это главная приманка, а ягодицы служат просто декорациями, рамой для шедевра. «По-моему, дырка привлекательна, — сказал он. — Что делает ее привлекательной? То, что это дырка!» Он так долго упивался дырками, что у меня чуть место на диктофоне не закончилось. «Если дать мальчику круглую игрушку в форме бублика, — продолжал Марк, — он обязательно сунет палец в дырку. Мы любим дырки. Мы любим засовывать что-нибудь в дырки!» Марк не на шутку разошелся.

«Поняла, — сказала я. — Ты фанат дырок».

Поющий дыркам дифирамбы Марк навел меня на заключительную идею: удовольствие. Попа — это не только сосуд о двух ягодицах, сообщающий о фертильности, или подушка, на которую можно склонить усталую голову. Это еще и вполне реальная эрогенная зона. Многие люди готовы не замечать целый ворох гадостей — бардак в комнате, запах изо рта, мусоропровод кишечника, — лишь бы получить оргазм.

В конце концов, у попы столько положительных сторон — и осознаваемых, и подсознательных, — что все эти факторы успешно скрывают реальность: наши задницы, даже самые упругие и задорные, полны дерьма. То есть фраза «Позволь положить руки на твой отстойник» вряд ли в ближайшем будущем станет популярным подкатом.

В моей жизни есть одна печальная тема. Я очень хотела задать один вопрос своему дедушке до его смерти. Мама говорила, что он мудр и опытен, но каждый раз, когда я приезжала в гости, я не могла осмелиться и заговорить об этом. Когда дедушка заболел, я поняла, что время на исходе, но все равно не решилась. Каждый раз, когда я пыталась приступить к теме, сердце начинало страшно биться, а лицо становилось красным и горячим.

Так мы никогда об этом и не поговорили. В августе 2011 года Ирвайн Харольд Олтман, мой любимый дед, унес восемьдесят девять лет мудрости в могилу. В его завещании не было ни строки по интересующему меня вопросу. Я испытала глубокое сожаление и беспомощность. Будто осталась одна в мире с неразгаданной задачей: как справиться с обострением геморроя без посторонней помощи?