Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак (Щербак) - страница 12

В углу за большой дубовой бочкой, заменяющей столик, сидели двое — высокий костистый старик в шляпе с обвисшими полями и кожаной жилетке, накинутой прямо на голое тело, и мальчик, бедно, но чисто одетый. Старик время от времени отпивал из высокой оловянной кружки, стоящей перед ним, и задумчиво посматривал на своего юного соседа, который, уже устав плакать, остаточно всхлипывал, вытирая глаза рукавом куртки.

— Жаль, что ты не пьешь грога… Эй, нейти[12], еще кружку! Может все-таки выпьешь? Не хочешь? Жаль, жаль… Я бы тоже, может, плакал, если бы не грот. Очень помогает от слез и вообще всяких переживаний. — Он опять поднес кружку ко рту. — Скооль! Ну что поделаешь, не берут нас с тобой на флот. Тебе говорят, что ты молод, в мне — что стар. Только враки все это! Я и на руле еще могу стоять, и шкоты натягивать, и гарпун метну лучше иного молодого, ха! Вот по вантам лазать уже не мастак: кость у меня не гнется… Знаешь, как поется в старой матросской песне? «Был, как шпага, я тонок и гибок, а теперь будто лом проглотил». Ха! Это тебе по вантам карабкаться, на пертах[13] плясать. Самый возраст. Я пришел на флот таким же малышом, ничего, человеком стал. Так что зря тебя не берут… Эй, кто там? Тащи еще грогу, да побольше, чтоб я утонул, ха!

Рыжеватый мальчик в залатанной куртке, коротких штанах, полосатых чулках и деревянных сабо, улыбаясь сквозь слезы, смотрел на старого моряка. Белые лучики морщинок на темном, словно закопченном лице, длинные пряди седых волос из-под шляпы, медная серьга в ухе — свидетельство прохождения мыса Горн, белая борода, валиком окаймляющая длинное худое лицо, в крупных желтых зубах трубка, которая вынималась изо рта только когда ее хозяин вливал в себя очередную порцию грога и тотчас водворялась на место, — таков портрет китолова Антти Нурдарена, как он представился юному Фабиану Хуку при встрече в порту. Вместе они обошли не одно судно, предлагая свои услуги и везде встречая отказ — хорошо если равнодушный, а то и насмешливый. Устав и продрогнув, они, по предложению Антти, зашли в трактир «Бросим якорь?».

— Ты теперь к отцу вернешься, в Тенала-приход?

— Не знаю…

— Возвращайся, — посоветовал Антти. — Не то он сам тебя разыщет — хуже будет. А вообще ты чудак! Ведь твой отец трактир держит, ты говорил. Сытая жизнь, ха! Чего тебя в море потянуло? Другое дело я: родителей не знал, вырос в сатама[14], попрошайничал, воровал. Море дало мне все, чего у меня не было, — дом, работу, еду. А у тебя, малыш…

Он не договорил, уставившись на вновь вошедшего в таверну посетителя. Это был хорошо, даже изысканно одетый молодой мужчина. Весь его облик настолько не соответствовал заведению, где сидели в основном моряки и портовые босяки, что казалось, господин этот заблудился. Но он уверенно вышел на середину зала и громко сказал, обращаясь сразу ко всем: