И она вынула из его клюва перл.
— Да это же моя белый камешек! Как он к тебе попал? Вот чудеса-то!
Скворец выкрикнул второе слово, которое он знал: «Спасибо!» — и улетел.
Девочка стала играть камешками, а в мире воцарился покой…
— Это сказка? — спросил Андрейка, когда отец замолчал.
— Может, сказка, а может, быль… Ну, вставай, пойдем дальше. Хочу посмотреть, как живут кули, китайские рабочие.
Они пришли к длинному дому с соломенной крышей, круто покатой на обе стороны, с глинобитными стенами. В окнах, забранных решетками, вместо стекол — промасленная бумага. Такая же бумага — в верхней половине двери.
Внутри фанзы с двух сторон тянулись глиняные нары, возвышающиеся над полом примерно на аршин и покрытые циновками из тростника. Здесь тоже были две печи, но дым от них не уходил через крышу, как у русских, а по хитроумно устроенным трубам проходил под каном[41], согревая его, и выводился наружу. Потолка как такового здесь не было, его заменял ряд параллельно уложенных жердей, на которых висели связки каких-то кореньев, чеснока, лука, сушеной морской капусты. Резко пахло пряностями и чем-то чужим.
В фанзе находилось десятка два китайцев. Одни играли в карты, сидя на кане, другие толпились вокруг, подавая советы. На вошедших Мирослава и Андрейку никто не обратил внимания.
— Здравствуйте. Я новый управляющий приисками Яновский.
— Ваньшан хао[42], — поздоровался за всех толстый важный китаец с тонкими и длинными усиками, похожими на мышиные хвосты. Безымянные пальцы и мизинцы на его обеих руках были увенчаны длиннющими ногтями, длиннее, чем сами пальцы.
— Почему вы не на работе?
— Во бу дун эвэнь.
— Ах, вы плохо говорите по-русски. Хорошо, перейдем на ваш родной язык. Ни ши шемма жэнь? Цун нали лай? Цзяо шемма минцзы?[43]
Они заговорили по-китайски. Во время этого диалога Андрейка рассматривал китайцев. Большинство из них были в своей национальной одежде: в маленьких шляпах с отвернутыми кверху полями, синих куртках, синих штанах и узконосых мягких башмаках; некоторые были в халатах, а иные — в европейской одежде. У всех были бритые лбы, а с затылка свисали косы.
Китайцы, в свою очередь, разглядывали, перешептываясь, Андрейку, пытаясь, очевидно, понять, что общего у русского управляющего с удэгейским мальчиком. Толстяка это тоже, как видно, занимало, и он, уставив на Андрейку указательный палец, что-то спросил у Мирослава.
— Эрцзы[44], — коротко ответил тот.
Китаец, улыбаясь, недоверчиво покачал головой. Он что-то еще хотел спросить, но Яновский прервал его решительным движением руки и сам перешел к расспросам. В конце беседы он сказал по-русски: