— Все они одним миром мазаны!
— Зря щуняешь[71], зря! Мирослав Янович хороший человек, душевный, штрафами не изводит, слово ласковое знает… И честный: окромя жалованья, ни копейки не берет. А вспомни, как до него было на приисках?..
О том, как было до Яновского, мальчики не узнали: рабочие ушли со двора. За воротами прииска Андрейка увидел Ван Ювэя, стоявшего в окружении своих приближенных; он подзывал к себе выходивших из конторы китайских кули, что-то им говорил, и те с поклонами, хотя и с явным нежеланием отдавали ему свои деньги.
— Сергунька, видишь того толстого китайца с усиками? Посмотри, какие у него длинные ногти.
— И верно! — Сергунька засмеялся. — Прямо как когти у медведя. Зачем ему такие? Ведь он, поди, и руками ничего делать не может.
— А он ничего и не делает, за него все делают другие. Наверное, только лопает сам…
Во дворе появились Мирослав Яновский и Фабиан Хук.
— Ну что, интересно у нас? — спросил проспектор у Сергуньки.
— Самое интересное для него — это ногти Ван Ювэя! — засмеялся Андрейка. — Вон он у ворот стоит… Отец, а почему китайцы ему деньги отдают?
Мирослав взглянул в указанном направлении и нахмурился. Толстяк и его свита в свою очередь увидели управляющего и, пошептавшись, поспешили ретироваться.
— Я сейчас, — буркнул Яновский-старший и вернулся в контору. Ждать его пришлось долго. Когда он наконец вышел и Яновские вместе с Хуками отправились домой — Мирослав с сыном квартировал и столовался у штейгера Сизова, — Андрейка спросил отца:
— А в сам деле, для чего ему такие длинные ногти? И некрасиво, и неудобно с ими…
— Это по нашим меркам некрасиво, а по ихним — самый шик! А кроме того, всем сразу видно, что обладатель этих ногтей не занимается физическим трудом, а стало быть, богат и знатен. У нынешней вдовствующей императрицы Цыси[72] когтищи тоже — будь здоров! Длиннее, чем сами пальцы.
— Видели ее? — опросил капитан Хук.
— Только на портрете, хотя трижды бывал в Пекине. Зато слышал о ней многое…
До позднего вечера за чаем Мирослав рассказывал другу и мальчикам о Поднебесной, о ее великом народе и о ее императрице — особе хитрой, жестокой и жадной. Андрейку и Сергуньку особенно поразило то, что у Цыси пять тысяч шкатулок с драгоценностями и что, по слухам, ей ежедневно подают обед из ста — ста пятидесяти блюд.
— Чему удивляться, — возразил Яновский, — ведь недаром китайская поговорка гласит: «Что император скушает за один раз, того крестьянину на полгода хватит».
Когда все уснули, Мирослав встал, потихоньку оделся и вышел из дома. Ночь была беззвездная, сырая. Управляющий зябко повел плечами, оглянулся по сторонам, словно ожидая кого-то, но не дождавшись, быстро зашагал по тропе, как бы догоняя желтое пятно от фонаря, который нес в руке.