— А сейчас ей сколько?
— Двадцать четыре… будет в сентябре.
— Ну, время ещё есть. Придумаете что-нибудь. Смотрите там, аккуратнее.
Вадим младший в письмах матери рассказывал о переезде в Москву и переводе в КГБ. Мать обрадовалась, Москва намного ближе к Витебску, чем Свердловск. Вадим, чтобы подготовить почву, рассказал о своём друге — экстрасенсе, способном предсказывать будущее и пообещал в ближайшее время приехать в гости вместе с ним.
Поезд в Витебск пришёл около восьми утра. Ещё в Москве двойники пришли к выводу, что совсем ничего не пить у них не получится, и решили ограничиться пивом.
— Не больше трёх бутылок пива за сутки на нос, — строго предупредил Вадим старший.
Загрузившись бутылками с пивом в буфете на вокзале, двойники взяли такси и через пятнадцать минут вышли на горке возле кладбища напротив тропинки, ведущей к дому матери.
— Подожди, — Вадим старший потянул младшего в сторону, — пойдём, я покажу, где были их могилки… или будут… или… совсем с ума можно сойти!
Пройдя немного между оградками, Вадим старший остановился и огляделся:
— Вот здесь, — почему-то шёпотом сказал Радугин, — вот эта яблоня, у неё потом эта ветка обломилась, после того, как я на Лилькиной могилке по пьянке пообещал на ней Рустама повесить. А вот так они располагались: слева Лилька, в середине мамка, справа Семёныч. Даже как-то жутко представить, что они сейчас тут рядом, живы.
— Место здесь красивое, — Вадим младший залюбовался открывшимся видом. В ярких лучах утреннего солнца деревья казались какими-то изумрудно-зелёными, внизу блестело ярко-голубое озеро, опьяняюще пахло цветущей черёмухой.
— Да ё… твою мать! Минуту потерпеть не можешь! — Донёсся снизу из-за деревьев женский голос.
— Узнаёшь? — Вадим младший засмеялся, — милые бранятся — только тешатся.
Вадим старший сразу узнал голос матери и еле сдержался, чтобы не разрыдаться, как на её похоронах в 2001 году. Да и отвечавший ей что-то неразборчиво мужской голос был ему знаком до боли.
После смерти отца, мать Вадима сошлась с человеком, который до этого постоянно «сидел», в основном за кражи. Настороженно присматривавшийся к нему первое время Вадим, которому тогда едва исполнилось шестнадцать лет, неожиданно для себя как-то быстро подружился с бывшим зеком. Закалённый в тюрьмах кручёный пронырливый характер Семёныча чем-то ему импонировал. Так же, видимо, подкупало то, что этот битый жизнью мужик, знавший ответ на любой вопрос, общался с ним на равных, охотно делился богатым опытом.
— Запомни Вадик, — говорил Семёныч, полируя свои ботинки тряпкой до зеркального блеска, — пусть у человека морда будет пьяная, но туфли должны блестеть обязательно. Люди почему-то в первую очередь смотрят на них.