Оба мальчика стоят на маленькой платформе Теофила с таким серьезным и мрачным видом, что Анелиза Маккензи еле сдерживается, чтобы не расхохотаться.
– Все взяла? – спрашивает Робсон.
Она поднимает длинный футляр с сетаром.
– Сообщи, когда доберешься, – просит он.
– А лучше, – встревает Хайдер, – сообщи, когда пересядешь в Ипатии. Там все очень запутанно.
– Я делаю пересадку в Ипатии каждый раз, когда собирается группа, – говорит Анелиза.
Вокзал в Теофиле – по сути, большой шлюз, обслуживающий составы, которые курсируют на отрезке до магистрали.
– Это другое дело, – серьезно отвечает Робсон. – Это тур.
Он прав. Это тур, и все по-другому. Десять ночей, восемь концертов от Меридиана до Хэдли, от Рождественского до Царицы Южной. Она не боится, что Робсон останется дома в одиночестве. Хайдер переедет к нему, и мальчишки станут настоящими маленькими домохозяевами. Она боится за Вагнера. Он вернулся из последней инспекционной поездки, что-то поклевал и свернулся калачиком в постели. Изнеможение. Тяжело там, в южном Море Спокойствия. Но Анелизу не обманешь. Он стоял где-то под пылающим небом, приняв свои лекарства, – и теперь надвигалась старая знакомая тьма.
Она встала рано, вычистила и упаковала сетар – тщательно, как религиозную реликвию. Вагнер еще спал, бормоча на языке, который не понимали ни она, ни ее фамильяр. Язык волков. Вагнер был таким красивым, измученным, уязвимым. Она его коснулась, и он перевернулся на другой бок.
– Я уезжаю, корасан. – Ему нравилось, когда она использовала португальские слова. – А ты спи. Тебе это нужно. Я позвоню, когда доберусь до Меридиана.
Он пробормотал что-то невнятное, открыл глаза, увидел ее и улыбнулся. Она его поцеловала.
Когда происходила перемена, у него появлялся особый запах. Сладкий и мускусный.
Мальчики позаботятся о нем на протяжении десяти дней тура.
Под гладкой поверхностью камня – гул, щелчки сцепляющихся механизмов, жужжание выравнивающегося давления. Состав прибыл. Шлюз открывается.
– Можете послушать, если хотите, – говорит Анелиза. – Мы проведем трансляцию концерта в Меридиане.
Робсон и Хайдер в ужасе от такого предложения. На мгновение ей хочется обнять Робсона, но это превратит незначительный грех в смертный.
Дверь, ведущая на станцию, открывается. Вагнер. Шорты, рубашка с короткими рукавами, сандалии. Волосы взлохмачены, взгляд затуманенный, и вообще он выглядит лунатиком. Темен и светел, неимоверно красив.
– Ты уезжаешь, – бормочет он. – Совсем забыл. Прости.
Анелиза ставит футляр с сетаром на пол и бросается ему на шею.
– Как же хорошо от тебя пахнет.