Лунный мужчина и Джо Лунник. Мастерство и мускулы. Полосатые пиджаки с большими лацканами, широкие галстуки, брюки со складками, шляпы-федо́ры с широкими лентами, остроносые туфли. Образцовые наемные головорезы.
– Он спит.
План состоит в том, чтобы забрать его во сне. Джо Лунник – мощный фиджиец с кротким лицом – зовет в комнату бокс-бота.
– Ох, – говорит Анелиза. – Вы собираетесь увезти его в этом? Я не подумала, как вы его заберете.
– Мы же не можем его нести на руках, верно? – говорит второй. У него акцент Царицы Южной.
Джо Лунник открывает крышку. Грузовое пространство достаточно большое и с мягкой обивкой.
– Только пока доберемся до автомотрисы, – обещает Лунник.
…Они проводили его вместе, обнялись в шлюзе, помахали, когда закрылись двери, и все еще продолжали махать, когда вагон тронулся, хотя знали, что Вагнер их не видит.
«Дай знать, когда доберешься до Меридиана».
Вопреки угрызениям совести и здравому смыслу, Анелиза все-таки заснула и проспала остаток ночи предательства. Той же ночью Вагнер, видимо, принял лекарства, потому что, проснувшись, она обнаружила, что он бродит по кухне голый, пытается найти мяту и стаканы для чая, дикий и бдительный, чувствительный и осознающий то, что непостижимо для человека.
– Как ты себя чувствуешь?
– Вою.
Он ухмыльнулся. И вперил в нее взгляд, и ее сердце учащенно забилось, она улыбнулась и кивнула, и в другом приглашении он не нуждался, – и они принялись быстро и яростно совокупляться на шезлонге.
– Робсон! – прошипела она.
– Ему тринадцать, он проспит до полудня, – ответил Вагнер.
С приготовлениями разобрались быстро. Кое-что показалось слишком рискованным. Он решил не уведомлять стаю Меридиана, пока не будет стоять у них на пороге. Он отключит доктора Лус и поменяет его на фамильяра-болванку. Пробудет там одну ночь и вернется Экваториальным экспрессом, отбывающим в 17:00. Связь – по минимуму, за исключением звонка, уведомляющего о прибытии.
Каждый тщательно спланированный этап был гвоздем, втыкающимся Анелизе в локоть, запястье, колено, бедро. В шею.
А Робсон, маленький засранец, никак не хотел отправляться спать. Он обычно вырубался к полуночи, но на этот раз никак не желал идти в постель. Час ночи. Час тридцать.
– Я очень устала, Робсон.
– Ложись спать. Я еще не готов.
Два часа. Два тридцать.
Она уже отправила агентам два сообщения с просьбой подождать. Она находила поводы не спать: новая музыковедческая статья об исторической связи между сетаром и уйгурским сатаром, недавно выпущенная на Земле запись ансамбля Чемирани, разгоряченное обсуждение какой-то персидской музыкальной группы. Она страшилась холодной войны нервов с Робсоном – каждый из них был полон решимости заснуть позже другого.