– Вроде нет. Хотя она всё время про Восток читает, но там скорее философия. Ты бы с ней нашел общий язык. Думал ее даже с собой взять, но она бы изревелась здесь, мне кажется. Она вообще-то чересчур впечатлительная, если честно.
– Чересчур, Лейкин, не бывает. И не всем же быть такими бревнами, как ты.
– Это точно. И с Маринкой у них тоже не очень. Я с Ксюшей пытаюсь сам говорить, но она на меня так смотрит, как будто это я ребенок и это я ничего не понимаю. Вот я, конечно, выступил, приехал к другу в хоспис и нагрузил!
– А ты не помнишь, как ты ко мне на сборы приехал и сожрал всё, что мне мама привезла? Так что не переживай, в моей ситуации всех дел не переделаешь. С Ксюшей повидаюсь, надеюсь, реветь не будет.
– Спасибо, Витек… Эх, какой ты все-таки человек…
– Обычный. Ладно, мне сейчас кое-что делать будут, поезжай, созвонимся, увидимся!
– Спасибо, старик! Ну ты тут… даже не знаю, что сказать.
– Ну скажи «не скучай». Точно не ошибешься.
Боря вышел из хосписа, приехал домой, зашел к Ксюше, она слушала какую-то музыку. Решил прилечь и потом уже рассказать про дядю Витю. Он проспал до вечера, утром нужно было бежать на работу, в офисе Боре стало плохо, и через полчаса он умер. Внезапная остановка сердца.
Когда Вите сообщили, он долго не мог прийти в себя. Боря убежал на тот свет раньше. Молодой, здоровый Боря умер, а Витя в хосписе еще нет. Интересное у Бога понимание иронии.
«Встречу его с дурацкой бородой, значит… Эх, Борька, Борька…» – Витя смотрел на лежавшего в гробу друга.
После похорон Витя подошел к Ксюше.
– Дядя Витя, спасибо, что пришли… Он вас так любил. – Ксюша заплакала, но быстро остановилась, замялась и тихо сказала: – Я всё… всё про вас знаю, поэтому, как дела, не спрашиваю, папа мне сказал, что вы в хосписе.
Обычно все произносили это слово через паузу, отводили взгляд, а Ксюша сказала спокойно, глядя прямо в глаза:
– Это да… Не самое веселое место, зато время есть подготовиться, все дела в порядок привести…
– Да. Папа вот не успел… Хотя он бы их еще больше запутал…
Слезы снова навернулись у нее на глаза. Именно недостатки, какие-то дурацкие, раздражающие нас при жизни привычки мы потом вспоминаем десятилетиями как самое дорогое, что было в любимом человеке.
– Это точно. – Витя улыбнулся и обнял Ксюшу. – Ты лучше расскажи, как твоя жизнь?
– Всё хорошо, дядь Вить, учусь, работаю.
– Слушай, я врать не буду: папа мне сказал, что очень за тебя переживает. Ну… точнее – переживал, что ты всё время одна. Уж насколько он был непробиваемым, а чуть слезу не пустил. Даже попросил меня с тобой встретиться. Получается, последняя просьба, сама понимаешь, не выполнить не имеем права. – Витя усмехнулся.