Адель отпила воды.
— Итак, ты пригласил меня, чтобы извиниться? Протянуть оливковую ветвь мира?
— Я набросился на тебя в воскресенье утром, а это неправильно. Тем более ты чувствовала себя так плохо.
Принесли сэндвичи, и они прервали разговор, пока официантка расставляла тарелки и спрашивала, не надо ли им еще что-нибудь. Когда та ушла, Дэн продолжил:
— Тогда я винил тебя за то, что ты разрушила мою жизнь. О нет, конечно же, ты этого не делала, — поспешно заверил Дэн и не лгал. У него хорошая жизнь. Удачная карьера. Ничто не разрушено, скорее потускнело. — У меня хорошая жизнь. Я счастлив.
— Ты это уже говорил.
— И я снова начал винить тебя, когда увидел в вестибюле отеля. Правда в том, что ты ушла, и у тебя, должно быть, нашлась веская причина для этого, а мой выпад — это просто гордость.
Ну и, конечно же, раненое сердце. Но об этом он умолчал.
— Понятно.
Адель потянулась за кружкой кофе. Дэн нахмурился. Она что, прячется за кружкой, которая к тому же слегка подрагивает? Видимо, у Адель дрожат руки. Неужели она расстроена больше, чем хочет показать?
— У тебя была веская причина, да?
Девушка поставила кружку на стол.
— Да, Дэн, клянусь тебе. Причина была. И я знаю, что причинила тебе боль, хотя на самом деле просто хотела уберечь тебя от еще большей боли.
И снова между ними повисло молчание. Дэн понял, что она не собирается вдаваться в подробности, демонстративно взял сэндвич и откусил, абсолютно не чувствуя вкуса. Неловкость и напряжение способны уничтожить любой вкус. Он бы многое отдал, чтобы между ними все стало намного проще. Вероятно, этого никогда не будет.
Съев половину сэндвича, Дэн посмотрел на Адель. В ее глазах блестели слезы. Плачет? Делли? Его сердце едва не остановилось от этой картины. Она редко плакала. Почти никогда. Он видел ее плачущей всего два раза. Один раз, когда они расстались, и еще один на Рождество, когда ее мама собиралась приехать в Торонто, но не смогла из-за погодных условий.
Адель росла независимым ребенком матери-одиночки и не привыкла проливать слезы. И то, что сейчас так близка к тому, чтобы расплакаться, выбило его из колеи.
— Делли. — Дэн игнорировал собственную гордость и протянул ей руку. — Что случилось? Я не хотел тебя расстраивать.
Она покачала головой, две слезинки скатились по ее щекам. Адель шмыгнула носом и откашлялась. Потянулась за салфеткой и промокнула глаза.
У него от нерешительности перехватило горло.
— Это как-то связано с твоим уходом?
— Я не могу об этом говорить. Во всяком случае, не здесь.
Ее глаза умоляли сменить тему. А Дэн не мог. Сейчас не мог. Сначала надо кое-что узнать. То, что не дает ему покоя с того самого ужасного весеннего дня.