– Не взбредет, – сказал Джордж Бартон без особого сочувствия.
– Вы его не знаете. А вот я знаю душу сына – я мать. Если не выполню его просьбу, никогда себе этого не прощу. Придется продать акции – вот и деньги появятся.
Джордж вздохнул.
– Вот что, Лусилла. У меня в тех краях есть знакомые, я их попрошу все выяснить и прислать мне отчет по телеграфу. Мы выясним, что там за неприятности у вашего Виктора. Но мой вам совет – пусть выбирается из беды сам. А если спасать его всякий раз будете вы, толку из него не будет.
– Джордж, это слишком жестоко. Мальчику всегда так не везло…
Джордж решил свое мнение оставить при себе. Спорить с женщинами – какой в этом смысл?
– Я попрошу Рут немедля этим заняться, – только произнес он. – Завтра будем знать, что там приключилось.
Лусилла вроде бы успокоилась. Цифру двести потихоньку удалось снизить до пятидесяти, но уж пятьдесят фунтов она пошлет во что бы то ни стало.
Айрис знала – эту сумму Джордж выделил из своих средств, а Лусилле сказал, что продал ее акции. Щедрость Джорджа всегда приводила Айрис в восхищение, и теперь она ему об этом сказала. Его ответ был прост.
– Понимаешь, в любой семье есть черная овца. Кого-то обязательно надо пасти. А Виктора кто-то будет вызволять из беды до самой смерти.
– Но не ты же! Он тебе даже не родственник!
– Семья Розмари – моя семья.
– Ты прелесть, Джордж. А нельзя было решить эту проблему за мой счет? Ты всегда говоришь, что у меня денег куры не клюют.
Джордж широко улыбнулся.
– Пока двадцать один не стукнет – не могу. Да и после тратить на него деньги не советую. Могу тебе сказать одно: если человек шлет тебе телеграмму и говорит, что без двухсот фунтов ему конец, обычно оказывается, что ему с лихвой хватает двадцати… А еще лучше – десяти! Матушка, конечно же, готова раскошелиться, но сумму взноса всегда можно снизить – запомни это. А уж свести счеты с жизнью – на это Виктор Дрейк не отважится никогда! Люди, которые болтают о самоубийстве, никогда его не совершают.
«Никогда?» Айрис подумала о Розмари, но тут же прогнала эту мысль. Джордж, конечно, не имел в виду Розмари. Он говорил о бессовестном молодом прохвосте в Рио-де-Жанейро.
Одно хорошо, считала Айрис – Лусилла так занята своими материнскими обязательствами, что у нее просто нет времени следить за отношениями Айрис с Энтони Брауном.
Итак – «что-нибудь еще, мадам»? А еще – Джордж стал другим! И Айрис уже не могла закрывать на это глаза. Когда это началось? Что явилось причиной?
Даже теперь, оглядываясь назад, Айрис не могла точно указать момент, с которого начались эти перемены. Собственно, после смерти Розмари Джордж нередко был рассеян, невнимателен, мрачен. Он как-то сразу состарился, потяжелел. Но ведь это естественно. А вот когда его рассеянность перестала казаться естественной?