У нее было странное лицо: с большим выступающим подбородком и глубоко посаженными серыми глазами. Лицо умного, но несчастного человека, отметил про себя мистер Саттерсвейт. Чего ему не хватает, так это красоты.
– Ну, Найоми, чем ты здесь занимаешься? – спросила герцогиня.
– Да как вам сказать. Просто убиваю время.
– Рисуешь?
– Да. Понемногу.
– Тогда покажешь мне свои работы.
Девушка усмехнулась. Она нисколько не робела перед своей теткой-аристократкой. Было видно, что разговор с герцогиней ее забавлял.
Художница поднялась с кресла, прошла в отель и вскоре вернулась с большой папкой.
– Герцогиня, они вам все равно не понравятся, – сказала девушка. – Можете говорить о рисунках что угодно – самолюбия моего вы все равно не заденете.
Мистер Саттерсвейт пододвинул свое кресло поближе к герцогине. Он сразу же заинтересовался работами Найоми, а чуть позже его интерес возрос еще больше.
Герцогине рисунки племянницы не понравились.
– Даже не знаю, с какой стороны на них смотреть, – недовольно произнесла она. – Боже, дитя мое! Да не может небо иметь такой цвет! И море тоже.
– Такими я их себе представляю, – спокойно ответила ей девушка.
– Ух! – выдохнула герцогиня, разглядывая следующий рисунок. – А от этого у меня даже мурашки по спине пробежали.
– Я на это и рассчитывала, – заметила Найоми. – Вы даже не поняли, что этим меня похвалили.
Это был странный и одновременно мастерски исполненный рисунок опунции: на фоне серых и зеленых мазков краски яркими пятнами пламенели похожие на драгоценные камни плоды суккулентного растения. Работа художницы невольно навевала мысль о зле с гноящимися ранами плоти.
Взглянув на него, мистер Саттерсвейт непроизвольно вздрогнул и отвел глаза.
– Да, я прекрасно вас понимаю, – кивнув, сказала Найоми. – Это и в самом деле ужасно.
Герцогиня кашлянула.
– По-моему, стать художником в наши дни совсем не трудно, – вяло произнесла она. – Даже натуру видеть не надо. Берешь побольше краски и неизвестно чем наносишь ее на холст. Во всяком случае, не кистью…
– Мастихином, – подсказала девушка и впервые широко улыбнулась.
– И в результате, – продолжила герцогиня, – все ходят вокруг твоей картины и восхищаются. Нет-нет, на это я смотреть не могу. Мне бы лучше…
– Красивенькую картинку лошадки с собачкой Эдвина Лансеера, – прервав тетку, произнесла Найоми.
– А чем плох Лансеер? – возмутилась герцогиня.
– Ничем. Как и вы. По-вашему, все должно быть красивеньким и блестеть. Я перед вами преклоняюсь. Вы воспринимаете все, как оно есть. Но вы – представительница высшего класса, а те, у кого социальный уровень пониже, способны увидеть изнанку жизни. А это в какой-то степени тоже интересно.