С пропажи мальчишек прошло несколько месяцев, так что спешка не требуется, и вечером мы с Шоном расходимся по домам. Но бессонница не спрашивает, нужно ли мне выкладываться, работая ночами. Она просто приходит, ставя перед фактом. Конечно, я не сдаюсь ей сразу, пью таблетки. Не помогает. От сна остается одна картинка, даже не особо жуткая, – мальчик с первого фоторобота лежит на земле, неестественно выгнув шею, а вокруг расплывается кровь. Мне такое при каждом новом деле снится: новый фигурант и когда-то виденные обстоятельства смерти.
Но почему мальчик, приснившийся мне, намного моложе своего описания? Лет на пятнадцать выглядит, а не на двадцать с лишним. И детали откуда-то взялись, вроде бледных веснушек на аккуратном носу, – я бы его, кстати, не как восьмой, а как двадцать третий номер обозначил, у восьмого крылья шире. Но я же никогда его не видел. Или мог? В вещие сны я не верю, да и в интуицию не то чтобы, но от всего этого пропадает даже желание уснуть. Явиться на работу в три утра субботы – все-таки перебор, так что я, неторопливо умывшись и сварив полезной для желудка безвкусной каши, отправляюсь в парк.
Знакомой кухни не видать, в тишине пронзительно скрипят ветки и верещит неведомая пичуга. Бреду без конкретной цели, размышляя, слежу только, чтобы не налететь на какую-нибудь парочку или наркодилера. Двое пропавших бездомных из одного парка. В разное время, так что не сговаривались. А они вообще были знакомы? Хотя бы в одно время в парке оказывались? Черт, как же мы про это не спросили. Достаю телефон, но потом вспоминаю, который нынче час, и ставлю будильник на полдень. Не стоит поднимать мисс Стрит среди ночи.
Просыпаюсь мгновенно, не понимая, что меня разбудило. Не кошмар, сердце бьется ровно. Можно было бы перевернуться на другой бок, но я предпочитаю довериться чутью. И не зря. На планшете Бемби и Элиша ломают уже не дрона и даже не камеру, а сам дом. Поддевают панель на лестнице деталью несчастного коптера.