— Демочка… — начала она, протягивая дрожащую руку.
Притронуться к себе он, конечно, не позволил. Рванул в сторону, застыл у окна, тяжело перевел дух.
— Что с тобой? — спросила Катя, немного помолчав. — Случилось чего?..
— Я уезжаю, — сипло ответил Демьян, удивляясь, что вообще может говорить.
Катерина дернулась, как от удара. Поджала губы.
— Это… из-за того, что я вчера… спросила?
Вчерашняя ночь казалась теперь чем-то очень далеким. Демьян не сразу понял, о чем говорит Катя.
— Нет. — Махнул коротко стриженой головой, подумал, что волосы теперь придется отрастить. — Нет, что ты? Нет.
— А что тогда? — Катя сделала робкий шаг к нему, но остановилась, словно заметила, как зверино горят глаза. — Тебя отчислили?
Мотнул головой еще раз. Досадливо подумал, что разговор этот только тратит время, и протянул Кате бумажку, смятую в кармане.
Катерина схватила ее, быстро прочитала, болезненно вздохнула и подняла на Демьяна глазищи, полные слез.
— О господи, Демочка, твой папа?.. Мне так жалко… Дема!
Папа. Так и сказала — папа. От слова этого, от мысли, что Батюшку вообще можно так назвать, Демьяну стало нестерпимо смешно. Он то ли всхлипнул, то ли подавился смешком. Но это его отрезвило. Сделал шаг к Кате, она чуть заметно дернулась, снова опустил ладони на ее плечи, втянул чутким, звериным носом ее дух — горячий, женский, сладкий, — и покачал головой.
— Это неважно, Кать. Я все равно бы уехал.
Та отшатнулась, но он ее удержал.
— Ты правильно вчера спросила. И поняла все правильно. Спасибо тебе, правда, все же хорошо было… А теперь я… Поеду. Ладно?
Большие темные глаза пошли рябью слез. И это так отчетливо напомнило Демьяну воды спящего озера, что жалость, поднявшаяся было в нем, тут же утихла.
— Вот значит, как, да? — спросила Катя, запинаясь. — Так, да?
— Да, вот так.
— Не зря мне девочки говорили… Что не надо с тобой. Что зверь ты, Дема. И нет в тебе души.
И вот тут он уже не сдержался. Захохотал. И смеялся, пока цокот Катиных каблуков за дверью совсем не стих. Теперь этот злой, неуместный хохот иногда еще звучал в Демьяне странным отголоском памяти.
Кажется, люди называют это совестью. Наверное, ее угрызениями это и было. Славная девушка Катя всегда была к нему добра. И не заслужила она такого прощания. А он, дурак, медведь бесчувственный, рассмеялся ей в лицо. Но как было ей объяснить, что глупые сороки-подружки первый раз в жизни оказались правы?
Зверь он. И нет в нем души.
Олеся.
Леся спала и не могла проснуться. Странное состояние, описать которое не хватило бы слов. Она словно оказалась в другом измерении, где воздух, плотный, как стоячая вода, позволял парить над землей — легко и свободно, не прикладывая к тому усилий.