— Духа? — переспросила Леся.
— Зазовок да лесавок, — пояснила Стешка как что-то само собой разумеющееся. — А то и болотник выйдет, коль Хозяин то наш в беде… — сказала и сама поняла, что лишнее, вздрогнула всем телом, подула через левое плечо.
— Ох, дурна девка, — проскрипел Олег так похоже на Глашу, что Леся фыркнула, но сдержала смех.
«Соглашаться с ними, — напомнила она себе. — Не спорить, кивать, делать вид, что все так, как должно быть. А потом бежать. Бежать что есть мочи».
Так они и шли до самого дома: Олег впереди, Стешка — на полшага сзади. Темноволосый мужчина лежал на их плечах — бессильно опавший, носок его сапога чертил по земле длинную полосу. А за ними Леся, стирающая в пальцах лесную медуницу, чтобы ни один лесной дух не нашел тропинки к дому.
А когда поднялись по скрипучим ступенькам, чуть живые от усталости и пережитого страха, то испугались тишины, мигом воцарившейся в доме. Это Глаша перестала причитать, стоило безжизненной ноге темноволосого мужчины прикоснуться к первой ступени.
— Вот и дома ты, Хозяин, вот и славно… — выдохнула старуха и медленно осела на деревянный порог. — Выдохлась я, дети, нелюдь проклятую заговаривать. Вы уж дальше сами, без меня…
Прислонилась к балке, что поддерживала крышу крылечка, и расслабленно закрыла глаза. Олег прошел мимо нее, пошатываясь, он все еще тащил на себе вес вдвое больше собственного, а Стешка на мгновение присела рядом с теткой, погладила ее по морщинистой щеке, распрямилась и скользнула в дом.
Когда они скрылись внутри, Леся растерянно замерла, решая, что делать дальше. Руки ее пропахли медуницей и слабо блестели на вечернем солнце, точно травяная пыль состояла из драгоценных камушков.
— Не стой столбом, — слабо проговорила Глаша. — В дом иди, пригодишься.
Леся кивнула, хотя старуха, продолжающая сидеть с опущенными веками, и не могла этого разглядеть. По двору степенно вышагивал огненный петух. Встречаться с ним Олесе не хотелось, заметно холодало, а солнце стремительно скрывалось за горизонтом, будто тоже страшась чего-то. Обтерев ладони о рваный подол рубахи, Леся тихонько ступила за порог и прислушалась.
Дверь в общую комнату была распахнута настежь, как и та, обшитая мехом, за которой скрывались полки с травами и снадобьями. Кто-то ходил там, звеня склянками и рассыпая проклятия. Леся подалась вперед и заглянула внутрь, спрятавшись за косяк.
Аксинья стояла к ней спиной. В распущенной косе виднелись сор и хвоя, длинная юбка была вымазана в грязи, словно ее хозяйка долго валялась на земле где-нибудь на опушке леса. В сухих пальцах оказывались то баночки, полные темной жижи, то благоухающие ветки, засохшие и живые, с зелеными почками и нежной листвой, чудом сохранившейся в темноте полок.