Общались они всего месяц, — но совершенно волшебно.
И вот они милейшим образом гуляли по развесневшейся Москве (веснушки в окнах!). Гуляли-гуляли — и в эту столовую загулялись.
Лида пыталась жевать котлету, но только смеялась какой-то мышкой:
— Нет, ну я не могу! Ты что с бородой-то всё-таки сделал?
Шелобей провёл рукой по подбородку. В сердцах, он ночью выстриг середину — так и оставалось: просека стелется и клыки торчат.
— Да это так. Ерунда, — махнул Шелобей небрежно. — А чего ты вчера писала, что видеть никого не хочешь?
Лида торговала пирожками (беспонтовыми): сама пекла, а потом — вот. Последнее время не клеилось: она хаживала к кришнаитам, где слушала мантру-другую в надежде на бесплатный обед.
«Ужасно всё, Шелобей! Жрать нечего».
— Да так, ерунда. Ездила просто в гости к другу. Вселенские вопросы обсуждали и пиво пили.
«Какое пиво, Лид? Тебе жрать, поди, нечего!»
— А. Пиво это хорошо. И друзья — хорошо… Да.
Шелобей был немного рассеян (то есть, сосредоточен, но не на том). Помолчав, он оглядел свою половину стола — пустую, без подноса (на дачу в Подмосковье уже пора копить!) — и прибавил задумчиво:
— У меня что-то типа того было, знаешь… Сначала кикимора нагадала, потом друг с моста прыгал… И я вот что обнаружил…
С шелестом, Шелобей достал из кармана листочек с тире.
— Это что, мой листочек? — На бровях Лиды повис скепсис.
— Ага. От бумажек твоих самокруточных. Я в карман сунул… Ну. Чтоб мусора не было. — Шелобей покраснел (разумеется, бумажка была талисманом и трогательным напоминанием о Лидочке). — Нет, ты скажи лучше, — прибавил он горячечно, — ты зачем здесь тире нарисовала?
— Так. Так. Это пятница была, ты пришёл ко мне на лекции… — Лида задумалась. — Значит-значит-значит… А! Так я просто ручку проверяла.
Шелобей скис и уставился в стол. Лидочка носиком нарисовала в воздухе вопросительный знак. Шелобей не заметил, а всё равно стал отвечать:
— Понимаешь, Лид… Это тире досталось мне при довольно загадочных обстоятельствах… Мы с Елисеем сидели на кухне — уже после прыжка с моста — и вдруг накатила такая решительная и невыносимая тоска…
— Шелобей, Бога ради, объясни мне, что случилось с Елисеем?? И что за кикимора? Она с вами прыгала?
— Да кикимора не там… Слушай, ты доела? Может, я на улице доскажу?
Лида согласно закивала, и столовая очутилась позади.
Арбат жёг по глазам солнцем и хорошим настроением: художники продавали картины, книгоноши — книги, стена Цоя — требовала перемен. Было так многолюдно, что если крепко прищуриться, могло показаться, что дело происходит где-то на курорте.