Следующие две недели я провалялась на диване Марка с сильнейшей простудой. Моё тело сжигала лихорадка, сознание мутилось. Всё это время Марк почти не спал, проводя дни и ночи у моей постели. Он взял несколько дней отпуска и заботился обо мне лучше любой опытной сиделки.
К концу второй недели я почувствовала себя лучше: температура спала, головная боль отступила, мысли стали ясными, а вместе с ясностью мысли вернулась способность радоваться жизни. Тело ещё было слабым, ноги казались ватными, но я приняла душ и, ощутив чистоту и лёгкость, была счастлива как никогда.
Все эти дни я ждала звонка от Саши и родителей, но телефон предательски молчал.
«Неужели моя вина настолько велика, что даже родители от меня отвернулись? Что я сделала настолько ужасного?» — постоянно спрашивала себя я.
Я понимала, что виновата, но такое отречение мне казалось незаслуженным. Обида, зародившаяся во время последнего разговора с матерью, разрасталась, пускала один побег за другим, цепляясь за старые горькие воспоминания, расцветала пышным цветом и приносила ядовитые плоды. Если несколько дней назад я ждала звонка и примирения с ней, то теперь мне это не было нужно. Внутри что-то треснуло и рассыпалось, что-то прочное, что-то строившееся долгие годы и служившее мне ориентиром и основанием для принятия решений, что-то сковывающее мои движения, мою волю, что-то не дающее дышать. Я впервые почувствовала себя свободной, и мне больше не хотелось терять это ощущение. Теперь я не нуждалась в призме родительских представлений обо мне и о том, что я должна делать и какой быть. Кандалы навязанных взглядов стали тяжёлой, непосильной ношей, и я с облегчением сбрасывала их один за одним, оставляя позади инородные, так и не прижившиеся ценности и убеждения. Я чувствовала себя только что родившимся ребёнком, который совсем не знает жизни, ему всё интересно, всё его увлекает и захватывает. Только сейчас я начинала жить, и мне предстояло так много сделать, столько понять. Впереди была нехоженая дорога — мой путь, со всеми его опасностями и коварством, с колючими кустарниками и благоухающими цветами, с ядовитыми шипами и живительными источниками. Только я одна могла пройти его, а в конце, обернувшись, увидеть жизнь, настоящую, подлинную, со своими ошибками и успехами, заблуждениями и ответами, радостями и болью.
Решив не звонить родителям, я направила все силы на поиски квартиры. Дольше оставаться у Марка было невыносимо. С каждым днём я всё явственнее ощущала пробуждение чувства, как мне представлялось, давно несуществующего. Притяжение, с невероятной силой затягивающее меня в водоворот нежно-страстных фантазий и переживаний, сводило меня с ума. Я боялась, что в какой-то момент потеряю контроль и поддамся минутному порыву, а этого нельзя было допустить.