Повернувшись на ложе, Никита Петрович заложил за голову руки. Подушка-то была низковата, а он любил — чтоб повыше. Ну уж, что есть, в гостях воля не своя. Парни — Ленька с Игнаткой и Флорианом — спали по-летнему, на сеновале, а вот почетному гостю Алатырь Татарин постелил в горнице, положив на широкую лавку мешковатый матрас, набитый свежей пахучей соломою, от которой не отказалась бы не только корова, но и хорошая скаковая лошадь.
Солома зашуршала под сильным молодым телом, сквозь отворенное окно, занавешенное от мух да комаров тонкой бумазейной тканью, пахнуло ночной свежестью. Где-то свербел сверчок, откуда-то из близкого леса доносилось унылое кукованье кукушки, а чуть в отдаленьи, в селе, нет-нет да и вскидывались, поднимали шум, псы. Лаяли, впрочем, не зло, а так, больше для порядку, чтоб хозяин знал-ведал — бдит, бдит собаченька, не зря свой кусок мяса ест.
Горница в просторном доме Алатыря, как водится, располагалась под самой крышей и не отапливалась, этакий летний вариант для приема гостей. Вдоль стен тянулись широкие лавки, кроме них имелись и гнутые шведские стулья и шведские же резные шкафчики с дорогой фаянсовой посудой с синей французской росписью. Ну, а как же — Спасское, это ведь почти Европа… даже и без всяких там «почти»! Как принято, стены, на европейский манер, украшались картинами. У Алатыря Татарина их было две — на обеих изображалась какая-то местность с деревьями и рекою, и назывались опять же на французский манер — пейзаж. И еще прямо над ложем — над лавкою — висела одна гравюра, оттиск с чрезвычайно четким рисунком какого-то городка… вернее даже — крепости!
Крепости! Вот то-то и оно! Не рисунок вовсе, а целый план. Вид сверху, вроде как с высоты птичьего полета или с какой-нибудь горы. Эх, хорошо — ночи в июне светлые, «белые», видно все. Пусть не так, как днем, но разглядеть можно, тем более сейчас, уже под утро.
Возбужденный неожиданно пришедшей в голову мыслью, Бутурлин еле дождался утра и, как только пропели петухи да замычали коровы, тут же спустился в светлицу, где, дожидаясь хозяина, уселся у печки, покрытой желто-синими изразцами. Да уж, зажиточно жил Алатырь, ничего не скажешь! Так ведь на торговом-то пути. Ежели б еще шведы налогами да податями не примучивали… Если бы!
Относительно гравюр Татарин подтвердил — да, мол, есть такая мода. Ниен тоже рисуют, Ниеншанц-крепость или по-русски — Канцы. В Спасском вряд ли такое есть, а вот в самом городе в богатых домах точно что-то подобное сыщется. Никита Петрович не скрывал радости — хоть что-то прояснилось, хоть какой-то появился план. План ради получения плана, так вот!