— Ты сам-то, я смотрю, здешний, — умяв миску ушицы, прищурился старшой.
— Да здешний, — Бутурлин покивал, не заостряя внимания, из какой именно он деревни… или, может, из города. Да артельщики особенно-то и не интересовались, в первую очередь озабоченные предстоящей работой. Снять с мели большой корабль — не такое простое дело. Трудновато придется, зато и цена… тут уж можно поторговаться всласть, купцу все одно деваться некуда, разве что другую артель искать.
Кстати, на хольке-то как раз и могут знать, что там случилось с пиратским схроном и шнявою, не так уж и далеко отмель от того островка, всего-то версты полторы-две. Наверняка канонаду слышали… да, может, и от местных кое-что узнали.
— С вами пойду, — поблагодарив за ушицу, решительно заявил Никита Петрович. — Ну, то есть — вы пешком, а я — на лодке. Где говорите, корабль-то?
— Да вон Ганс, проводник, — старшой указал пальцем на юркого малого в немецком платье — короткий камзол, штаны с чулками, башмаки с пряжками, стрижка по-лютерански — в кружок.
Надо признать, на паренька этого лоцман не обратил никакого внимания, просто не увидел и сейчас вот напрягся — вдруг да опознает, собачина немецкая?! Увидит, узнает, закричит — пират, мол, держи его, держи! Тогда могут и на первой же сосне повесить, не дожидаясь суда — с разбойниками у всех моряков разговор короткий.
Правда, вот выглядел Никита Петрович нынче совсем по-другому, уже не таким щеголем, каким не так уж и давно явился на «Красу морей» в качестве лоцмана. Исхудал за последнее время Бутурлин, прямо с лица спал — одни глаза и остались. Да и бородку не подстригал третий лень — заросла, кудлатая стала. Да и одежонка поистрепалась, изгрязнилась, пришлось простую рубаху под камзол поддеть.
Нет! Не узнал немец. Скользнул равнодушным взглядом. Да, ежели б узнал, еще раньше бы закричал, давно навалились бы! Нет, не узнал… Его счастье! Никита Петрович давно уже готов был и ножик метнуть — прямо бедолаге в горло! Метнул бы, да в лодку — лови, ищи потом.
Ну, матрос не опознал, а вдруг капитан опознает? Купцы-то — люди приметливые, рисковать уж никак нельзя. Потому на хольк соваться не надо, так, рядышком с артельными посидеть, послушать…
Махнув рукой, молодой человек прыгнул в лодку и заработал веслом, ватага же пошла берегом, по нарвскому тракту, или, скорей, по дороге, которая на этот самый тракт выводила.
Грузный корпус холька Бутурлин заметил сразу же, как только течение вынесло его челнок на излучину. Корабль не сильно-то наклонился и торчал, словно выброшенный на берег кит. Журчала, обходя гиганта, вода, дыбились в небо четыре мачты, на флагштоке повис тряпкой флаг с башнями, воротами и ключами. Герб Риги, надо полагать. Через всю корму змеилось угловатыми буквами название судно — «Die Schönheit der Meere» — «Краса морей». На корме, заложив руки за спину, меланхолично прохаживался старик-капитан, время от времени бросая тоскливые взгляды на расположившуюся на берегу команду.