— В покои, — гость озабоченно покивал. — Не в людской же мне… Свободны покои-то?
— Свободны, господине, — красное лицо кабатчика вновь озарилось широкой улыбкой. — Гость один торговый из Вологды вчерась токмо съехал. Так что — живи. О цене сговоримся, дорого не возьму — ты ж меня знаешь.
Покоями хозяин постоялого двора называл летнюю неотапливаемую пристройку, нечто вроде светлицы или сеней с просторным ложем, обеденным столом и лавками, на которых обычно спали слуги. Брал он за нее с кого как… С Бутурлина попросил тридцать копеек в день. Вроде, если со столованием, не очень и дорого, однако примерно столько же зарабатывал в день хороший каменщик или плотник. Для Никиты Петровича, конечно, было дороговато, но куда деваться-то? Не в людской же — с шильниками да шпынями — жить. Помещик он или кто?
Так что расположились в покоях, в общем-то, даже с удобствами, разложив по сундукам вещи из переметных сум. Кафтаны, камзол… шпаги, пистолеты с карабином, порох…
— А пуль-то маловато!
Почесав затылок, Никита Петрович полез в кошель и, выдав пару серебряных монет, отправил Леньку за свинцом, наказав для начала пошататься по кузницам, а, уж коли там ничего не будет, так идти уже и на торг. Бывало, что кузнецы продавали не нужные обрезки, а еще можно было договориться о выплавке пуль подходящего калибра непосредственно в кузнице, за отдельную — не такую уж и большую — плату.
— Серебро береги, — напутствовал парня Бутурлин. — Старайся сторговать на всю деньгу, а то ведь дадут сдачу медяхами — что заведем?
Большая проблема имелась в те времена в государстве российском: серебро — и медь. Серебряные деньги и медные. Правительство царя Алексея Михайловича (точнее, некоторые, особо алчные московские бояре) издало особый указ, приравняв медные деньги к серебряным! То есть, к примеру, жалованье служилым людям — тому же Никите — платили медью, однако те же пять рублей медью это пять копеек серебром! Поди, проживи. А налоги, между прочим, брали серебряхами! Народишко, вестимо, роптал и потихоньку собирал силы для бунта.
— Да, и пульки возьми — для примеру, — вспомнив, Никита Петрович выскочил на крыльцо.
— Взял уже, господине, — обернулся в воротах Ленька. В нарядном зипуне поверх светлой рубахи, в сапогах, при цветном кушаке и шапке, парень явно важничал и сам себе нравился, даже вот, прежде чем пойти, тщательно расчесал мелким гребнем рыжеватые свои патлы. Как бы с девками не загулял! Тогда уж точно ни денег не видать, ни пуль… Может, Игнатку послать? Он помоложе, на девок пока что не падкий. Он-то не падкий… Однако смазлив. А в Тихвине такие девки, что сами на кого хочешь нападут. Одно слово — козы посадские! Не раз уж на них отцу Иосифу жаловались. Вот, в прошлогодье, помнится, заманили на сеновал двух монахов…