— О-хо-хо, — отсмеявшись, Анкудин погладил живот. — Одначе и правда, чего тут сидеть-то? Пойду.
— А с этим что? — указав на привязанного к козлам отрока, осведомился «боровичок» Тимофей. — Велишь допытать? Али… того?
Красноречиво проведя себе пальцем по горлу, управитель уставился на боярина.
— Чужое имущество изничтожить подбиваешь? — недобро усмехнулся тот. — Не! Пущай покуда в подполе посидит… а потом видно будет.
«Видно будет» — это Хомякин правильно сказал: пока что еще и сам не знал, что с пойманным холопом делать. Лучше всего, конечно, потемну в лодку да на реку, утопить — и все концы в воду.
Войдя в горницу, Анкудин Иваныч снял шапку и, степенно перекрестившись на висевший в углу образ Николая Чудотворца в серебряном, с жемчугами, окладе, уселся за стол, уже уставленный баклажкою водки, большой крынкою с квасом и вкусными заедками-яствами. В дверях почтительно переминались с ноги на ноги слуги, средь них — и Настена.
— Подле садись, — заметив девчонку, милостиво кивнул боярин. — Остальные — прочь пошли. Ну!
Слуг словно ветром сдуло. Настена же, поклонившись, скромненько присела на край скамьи.
— Себе тоже налей, — добродушно распорядился Хомякин. — До краев, до краев… От так! Выпьем. За государя нашего батюшку Алексея Михайловича… Хоп!
После третьей стопки перед глазами Настены все закружилось, а в голове стало на удивление легко и свободно — хоть птицей в небо лети! Так вот, словно крылья выросли… махнуть и…
Полетела на пол смахнутая со стола баклажка…
— Э, ты руками-то не маши! — захохотал боярин. — Не то тут от всего токмо мокрое место останется… Лучше ко мне иди… ага, вот так… Ну, пойдем… Ага, в опочивальню…
Так вот, опираясь на холопку, Хомякин с важностью прошествовал в спальню, где шмякнулся на ложе, словно куль с мукой, и тут же раскинул в стороны руки.
Настена тут же бросилась снимать с боярина сапоги — еле стянула.
— Пятки теперь почеши, — махнул рукой Анкудин. — И это… расскажи что-нибудь.
— Ой… — услыхав такое, девушка озадаченно моргнула… и вдруг повалилась прямо на ложе, рядом с господином. Тот, правда, не противился, однако и до срамных плотских ласк дело сейчас не дошло — дева, как упала, так и уснула. Да и боярин тоже захрапел, заливисто и с присвистом.
Проснулись они одновременно, часа через два. Поглядев с удивлением на лежащую рядом деву, Анкудин Иваныч хмыкнул и, глянув в распахнувшиеся карие очи, погладил Настену по плечу:
— Ну, давай, дщерь. Скидывай платье!
Послушно сбросив одежку, холопка принялась ублажать господина, как могла. А могла она многое! Хомякин только охал да пучил от восторга глаза, приговаривал: