На следующий день могила оказывается разрытой…
Выбравшись из дома ближе к ночи, чтобы оставить на обочине тротуара пакет с мусором, Верочка замечает человека, руками сгребающего землю обратно в пустующую яму. Верочка чуть не теряет сознание от пришедшей ей в голову догадки, куда подевалось тело.
Ещё не веря ни своим глазам, ни доводам рассудка, она приближается к краю бывшей могилы и заглядывает внутрь. Пусто. Человек, не поднимая на Верочку головы, молча продолжает своё занятие.
«Кто это сделал?» — Верочка поражается тому, как обречённо и безжизненно звучит её голос.
«Не я», — слышит она ответ, и человек поднимает к ней перепачканное землёй измождённое лицо.
«Витя!» — едва узнает его Верочка. Витя — тот самый мальчик из бывшего седьмого класса, который первым на её глазах обломал сухую ветку в школьном дворе, когда выбегал на перемене покурить с одноклассниками. Верочке кажется, что это было уже в прошлой жизни. Витя, оставив её возглас без внимания, снова возвращается к своему занятию.
«Я не успел», — слышит Верочка его шёпот…
9
Верочка сидит напротив Вити и наблюдает, как торопливо тот ест уже четвёртую тарелку наспех сваренных ею макарон, щедро сдобренных порцией сливочного масла. Надо было бы поварить их ещё пару минут, но юноша готов доставать их руками прямо из кипящей кастрюли… Задумчиво глядя на Витю, Верочка незаметно убирает со стола уже открытую банку мясных консервов и заваривает крепкий чай в глубокой керамической салатнице. Туда же она насыпает несколько столовых ложек сахара и чайную ложку соли с горкой.
«Пей!» — протягивает она получившуюся жидкость мальчику, который никак не может остановиться. Через четверть часа Витю безудержно рвёт над унитазом.
«Когда ты ел в последний раз?» — спрашивает Верочка Витю, когда его рвотные позывы вместе с резями в желудке, наконец, стихают, и он немного приходит в себя.
«Не помню», — мотает головой юноша.
«В этом мешке сухари, тут — чайная заварка, здесь — сахар. И больше тебе ничего нельзя! Абсолютно ничего. Хотя бы несколько дней. Иначе — сдохнешь», — Верочка акцентирует ударение на последнем слове.
Витя кивает ей в ответ всё более согласно и всё менее уверенно, его глаза слипаются, и Верочка, указав ему путь через продуктовый лабиринт в комнату, разрешает лечь на кровать прямо в верхней одежде, потребовав снять только куртку и запачканные землёй сапоги. Обувь она моет в раковине, а куртку накидывает себе на плечи и усаживается, непроизвольно раскачиваясь из стороны в сторону, на самый край кровати.
Мальчик спит, положив ладонь под щёку, а Верочка думает о том, что если бы они с Максимом всё же не тянули с рождением ребенка, тому сейчас могло быть всего на несколько лет меньше, чем Вите. И он бы понимал, и переживал, и прочувствовал бы на себе всю циничную разумность происходящего, и она ничего не смогла бы с этим поделать. А самым неестественным является то, что он свыкся бы с этим ужасом, как уже почти свыклась и она сама, и Витя, и все остальные.