Норин, взглянув на него, тяжело засопел.
— А вы думали как… Что в Училище были одни только ангелы? Там были люди, живые люди! И времена тяжелейшие!.. Знаете, как в те годы было трудно учиться? Не каждый мог выдержать. Девять десятых учеников туберкулезом болели — это вам как?.. Девяносто из ста!.. Это вы понимаете?
Притворно вздохнув, Гошка отвел глаза.
Старый художник спросил, не принес ли кто из ребят и свои работы, и попросил не стесняться, не скромничать.
Несколько человек поднялись и из-под кучи одежи стали вытаскивать папки.
— Ну-ко, ну-ко… — говорил между тем старый Норин, изучающе щурясь и рукой относя подальше от глаз чей-то этюд. — А ведь неплохо у вас получилось, ей-богу неплохо!..
Суржиков, автор этюда, проговорил еле слышно, стеснительно опуская девичьи ресницы:
— А вот Гапоненке не понравилось, говорит, что плохой…
— Это как… Почему?
— Говорит, нет идеи.
— Для него есть идея, когда скотный двор нарисуешь… Новый! — вырвалось зло у Сашки.
Норин же между тем продолжал восхищаться этюдом: есть настроение, переживание, а это в искусстве — многое.
— А то вот заладят: «идея, идея!» Думают, есть «идея» — значит, есть всё… Да чепуха!
— Вы что же… п’отив идейности? — вкрадчивым голосом осведомился Слипчук.
— Откуда вы это взяли? — взъерошился Норин. — Я только хочу сказать, что ежели нет у тебя таланта, нет мастерства, то никакая идея тут не поможет, в искусстве тебе делать нечего.
И торопливо, волнуясь, он стал говорить, что как бы ни были хороши, велики наши чувства, мысли, идеи, но если они сказаны косноязычно и неумело — они не будут действовать, не будут жить. В великом искусстве начала его — чувства, мысли, идеи — живут неразрывно с формой. Да и вообще всякое дело, какую бы высочайшую цель и идею ни заключало оно в себе, венчается исполнением. В искусстве ли, в обществе ли, в мире живом превыше, нужнее всего есть высокое исполнение дела, а если этого нет, то все остальное — пустые слова…
Гошка слушал его, не подымая задернутых пленкой глаз.
Не нравился старику этот малый. Талантов он в нем особых не замечал — так, серячок, посредственность, но шустер, изворотлив, умеет держать нос по ветру.
Снова не без труда одолев волнение, успокоив себя, он побеседовал с ними еще какое-то время и стал прощаться. Проводил их до двери и, поджидая, пока они разбирали одежку, растроганно говорил, что рад посещению, спасибо, что не забыли его, старика.
Студенты ушли. У порога несмело топтался последний. Он не спешил уходить.
— У вас ко мне дело какое? — спросил его старый художник.
Студент заявил, что хотел бы поговорить.